Схватка за Родос

Старшов Евгений

Щенок-подросток Нептун, не любивший пальбы, спрятался за ноги Джарвиса. Великий магистр покачал седой головой с ласковой укоризной:

— Ай-яй-яй, боевой пес — и не стыдно тебе?

Тот что-то проурчал и продолжил для большей безопасности пребывать возле ног хозяина.

— Маленький еще, — снисходительно заметил лейтенант дель Каретто. — Вырастет — будет такой же, как тот, о котором нам сообщали…

Высадившись у замка, д’Обюссон пожелал сначала обойти его укрепления, чтобы размять ноги и побеседовать без лишних ушей о насущных вопросах и проблемах. Магистра сопровождал "столп" Германии как ответственный по оборонительным сооружениям, ибо одной из главных целей визита был осмотр

замковых укреплений с целью их обновления.

Также с магистром был дель Каретто, племянник де Бланшфор и еще несколько рыцарей, среди которых — Ги д’Армо и Дюпра, коим надлежало в недалеком будущем отправиться послами в Константинополь.

В Петрониуме к группе избранных присоединились комендант де Зунига, Томас Ньюпорт и Торнвилль — подлечившись в госпитале Святой Екатерины на Родосе, он не смог долее оставаться там под гнетом горестных воспоминаний о счастье и потому быстро перевелся в Петрониум.

Входя в замок и пройдя одни из ворот, магистр поднял голову, чтобы увидеть укрепленный на стене барельеф с изображением святых покровителей ордена и замка: коронованную Богоматерь с младенцем Иисусом слева и святого Петра справа с ключами от рая.

Богоматерь и святой Петр поддерживали герб великого магистра Орсини — предшественника д’Обюссона, в то время как внизу, на нижней части барельефа, простоволосая Мария Магдалина и святая Екатерина так же поддерживали комбинированный герб прежнего коменданта Петрониума — брата Франческо Боксоллеса — и еще одного рыцаря, оставшегося неизвестным исторической науке.

Меж верхним и нижним гербами на каменной ленте была высечена дата — 1472 год — и два креста по обе стороны от нее.

Помолившись святым, д’Обюссон вспомнил Орсини, прошептав:

— Брат и господин мой Джованни-Батиста… если б ты знал, что будет после тебя… — И пошел далее.

Променад прошел через высшую точку замка — Французскую и Итальянскую башни, и затем пошел вниз, к Английской башне; рассуждали о турецких делах.

Прибытие Зизима на Родос долго тайной не оставалось, благо тот сам об этом протрубил. Первым делом к рыцарям прибыл посол турецкого правителя Ликии и тянул свое пребывание на острове как только мог — очевидно, разнюхивая и готовя устранение Зизима. Д’Обюссон с трудом выпроводил его, но его сменили послы рангом повыше, уже из Константинополя, от которых уже нельзя было так запросто отделаться. Как и предвидел магистр, от имени самого султана ему было сделано прямое предложение — изрядная сумма денег за голову мятежника, и магистр отказал так деликатно, как только было возможно.

Разумеется, после сего отказа было незамедлительно предпринято несколько попыток покушения на Зизима — неудачных, но достаточных для того, чтобы понять, что на Родосе принца рано или поздно, но достанут, да заодно и Баязид, как того и опасались некоторые видные сановники ордена, пригрозил обрушиться на остров всей военной мощью османов.

"Падишах" Зизим, впавший в пессимизм и отказавшийся от планов немедленно собрать войско для действий в Малой Азии, после беседы с магистром согласился переехать в глубь Франции, в один из укрепленных орденских замков. При этом письменно подтвердил все прежние обещания в случае занятия константинопольского престола — мир, допуск родосских кораблей во все гавани султаната, ежегодное освобождение без выкупа 300 христиан без различия пола и также ежегодная выплата в казну ордена 150 000 золотых. Этот любопытный документ был дан 31 августа 1482 года от Рождества Христова, иначе — в 5-й день месяца Регеба 887 года Хиджры.

Неспешно идя по стене, д’Обюссон давал указания:

— Брат мой и племянник де Бланшфор, тебе поручаю я доставить принца в замок Бурганеф. Там его не достанут. Понятно, что ему

будет там невесело, посему сделай все возможное, чтоб он чувствовал себя, как дома. Орденская казна небогата, но обеспечить ему королевское содержание мы можем — по ценному совету архиепископа Джулиано, эта тягота ляжет на плечи султанского казначея и, кроме того, состоятельная мать Зизима, Чичек-хатун, пребывающая в Египте, также не оставит своим попечением любимого сына. Заставить султана платить, и отнюдь не только за брата, но заодно и за нанесенный острову ущерб войсками его отца — это уже ваша задача, доблестные братья д’Армо и Дюпра. Ведь ты, брат Дюпра, отлично знаешь язык нехристей и тем можешь сослужить нам добрую службу на переговорах — если раньше времени не обнаружишь эту свою способность… Полагаю, от Баязи-да можно будет получить тысяч от тридцати до пятидесяти ежегодно — это будет справедливо…

От Английской башни прошли и свернули на стену, глядящую на материк. Стоя на Немецкой башне, магистр изрек:

— Де Зунига, ты как-то спрашивал у меня совета насчет укреплений… Вот здесь, против материка, и надо укрепляться. Здесь нужнее, и простору для работ больше. С моря что — нет таких кораблей, чтоб могли нести орудия, страшные для этих стен. Или пока нет, но если и появятся, то, полагаю, нескоро, и орден достаточно силен для того, чтоб разбить врага на море. Суша — вот где враг силен, где он ставит такие пушки, что эти стены и башни не выдержат их огня. Надо, как на Родосе, ставить крепкую каменно-земляную стену, чтобы ее нельзя было прошибить. Оползая, она сама себя чинить будет, ясно? Так что вот где надо ставить новую подобную стену, а также еще вторую от Гаванной башни до моря практически — это против огня с противоположной стороны бухты.

— Значит, как на Родосе — пристроить новую стену к старой и забить ее землей и камнем? — спросил педантичный немец.

Чуть поразмыслив, старец-магистр ответствовал:

— Нет, здесь можно сделать лучше. Можно — и нужно. Этакую стену надо возвести, чуть отступив от старой, но при этом заделав в ней и в ее башнях, Немецкой и Змеиной, все бойницы — продольный огонь-то вести уже будет нельзя, раз новая стена впереди, зато предположим следующее: враг преодолевает первую стену, и что же? Перед ним вторая, глухая — пушками он ее разбить не может, зато с нее все, кто преодолел внешнюю стену — будут, как на ладони. Остается лишь стрелять часто и метко — и весь враг побит! — по-суворовски живо сформулировал магистр.

Не из почтения к его чину, но из уважения к его фортификационным познаниям сопровождавшие его рыцари рассыпались было хвалебным хором херувимов, но он велел им прекратить это.

— Ни к чему словоизлияние, главное, чтобы дело было сделано как следует, да работало. Брат де Зунига, я свое обещание помню и сдержу — лучшие мои греки-каменщики будут присланы к тебе на работу. Золотые головы и руки. А я помру, не успею — вам в завет оставляю, Бланшфор и Каретто, птенцы мои дорогие!

Обойдя стену Петрониума, глядящую на материк от Немецкой башни через Змеиную до Гаванной, д’Обюссон и его свита вернулись в Львиную башню, где уже был приготовлен праздничный стол. Заняв почетный деревянный трон, магистр поинтересовался у Зуниги:

— Ну а где же наш герой, о котором мне сообщали? Приведите его сюда.

Торнвилль быстро сходил за своим спасителем, с которым он навечно подружился, и привел его вместе со Львом; старик долго смотрел на полосатого пса, погладил его по лобастой голове, а тот искоса поглядывал то на магистра, то на рыцарей, то на Льва с Торнвиллем, сверкая лунами глаз…

— Тоже преисполнен годами, седой уже… — промолвил д’Обюссон.

— Он поседел после своего подвига, о великий магистр! — почтительно сказал грек.