Схватка за Родос
Шрифт:
Каждое слово послания было пропитано горечью и желчью… "Великий падишах Зизим великому падишаху Баязиду, своему бесчеловечному брату. Аллах и наш великий Пророк — да благословит его Аллах и приветствует — свидетели постыдной необходимости обрести убежище у христиан, к которой ты меня принудил. Отстранив меня от престола, на который я имею все права, ты гнал меня из страны в страну и не имел покоя, пока не заставил меня ради спасения жизни искать приюта у рыцарей Родоса — непримиримых врагов нашего правящего дома. Если бы великий падишах Мехмед, отец наш, мог предвидеть, как ты таким образом осквернишь почтенное имя османов, он удавил бы тебя своими собственными
Говорят, Баязид плакал, получив это письмо. Слезы, конечно, были крокодиловы, потому что все последующие годы проходили в беспрестанных попытках султана устранить брата — что в конце концов ему удалось в 1495 году, либо так сама судьба решила.
Пока же она хранила Зизима, скрывавшегося от воинов брата, как лис от гончих. Вестей от своих посланников не было, и это удручало. Лодочник, конечно, был верный человек, только редко какая верность простирается далее мешка с золотом или снятия кожи заживо. Добывая еду, тот употреблял все возможные способы конспирации, постоянно проверяя, не увязалась ли за ним слежка, а потом первый же был вынужден пробовать еду и питье во избежание попытки отравления… Часы казались днями, а дни — годами.
Прибой гулкими ударами отдавался в голове принца и, казалось, готов уже свести с ума. Кто только ни побывал на этом берегу до несчастного сына Мехмеда! Кого только ни видели эти седые Таврские горы и это изумрудное море… Бесстрашный стратег Кимон Афинский терзал там персов, как коршун кур, Александр Македонский совершал свой знаменитый памфилийский поход, освобождая местные греческие города от власти персов. Наследники его империи — диадохи — рвали друг у друга эти земли, словно оголодавшие псы брошенный им кусок мяса. Консул Сервилий Исаврик и Помпей Великий боролись с киликийскими пиратами. Здесь отдыхала божественная Клеопатра, неспешно направляясь в Тарс к Марку Антонию. Много веков византийцы резались с мусульманами за это побережье, здесь вымирало от голода и болезней христианское воинство Второго крестового похода, и славный король Кипра Петр Первый Лузиньян захватывал Анталию… Теперь здесь турецкий принц ожидал, кто же его найдет первым — заклятые враги, чтобы спасти, или свои подданные-единоверцы, чтобы убить…
Но чу! Какой-то еще шум прибавился к шуму прибоя, когда солнце уже клонилось к закату, сияя отражением в синих волнах. Точно, кони. Зоркими глазами Зизим увидел появившихся вдали сипахов — тяжеловооруженную конницу султана, "государевых сыновей"… Беглец тут же оценил всю опасность своего положения, с одной стороны, но и все его преимущества тоже: бронированной коннице нелегко будет скакать за ним по вязкому морскому песку, обильно усеянному острыми камнями и большими валунами. Можно попробовать успеть сесть в лодку, тем паче, что его еще не заметили. Принц опрометью бросился ко входу в небольшую пещеру, где стояла лодка с мирно спавшим в ней лодочником.
— Сипахи! — выпалил Зизим, и этого было достаточно, чтоб его соратник очнулся. Взяв принца в лодку, начал выгребать наружу.
— Только б не увидали раньше времени… — процедил сквозь зубы лодочник. — Чай, у них и аркебузы есть, и луки…
— Все у них есть. Давай-ка мне одно весло, вместе быстрее выгребем… Аллах милостив, волна небольшая, главное, чтобы отсюда…
Сипахи, действительно, заметили лодку поздновато. Гнать броненосных коней в воду было глупо. Добыча ускользала, оставалось только стрелять.
— О, великий, — обратился лодочник
Так и сделали. Грохотали выстрелы аркебуз, свистели стрелы — стрелки "мазали", только пара стрел вонзилась в корму, да квадратный кусок свинца, которым тогда заряжали огнестрельное оружие, выщепил сверху приличный кусок борта.
— Пусть теперь кусают локти… А это отправят братцу! — И Зизим, прикрепив приведенное ранее письмо к стреле, выстрелил из лука в сторону сипахов.
Одна внезапно нахлынувшая опасность миновала, однако положение представлялось безрадостным. В море на лодке долго не поплаваешь — это все до первого хорошего шторма, а сипахи наверняка уже подняли тревогу. Гонцы султана быстры. Долго ли им поднять корабли в Алаийе и Атталии [47] ? Весь наличный флот выйдет ловить Зизима.
Так думал он, так же, как выяснилось, думал и его спутник.
— Может, попробовать на Кипр доплыть? — задумчиво предложил тот. — Нас, конечно, там никто не ждет, и мы можем попасть в плен, но, возможно, иоанниты нас выручат, они союзны Кипру. Это ведь не сипахи…
47
То есть Анталии.
— Не знаю… И здесь оставаться бессмысленно, и мысль с Кипром мне как-то не нравится… Можно было бы пробираться вдоль побережья до Ликии, а там уже недалеко и острова неверных. А по суше — это только нарваться наверняка. Раз уж сипахи здесь, значит, и все прочие.
— Тогда будем плыть к Ликии. От кораблей будем спасаться на суше, от тех же, кто там — на море.
— Глупо ты рассуждаешь… Но умнее ничего нет. Плывем…
Это было 16 июля 1482 года.
Прошла ночь, затем день, потом еще ночь… К берегу не приставали, спали поочередно… Воду экономили, а есть особо и не хотелось. Какой тут аппетит, на пороге смерти!
И вот где-то час спустя после рассвета, вдали показались корабли. Зизим вскочил на ноги, закричал:
— Скорее к берегу! Наверняка это корабли из Атталии! Мы успеем!
Пара села на весла и стала усердно грести носом вперед — да только вот лодочник сказал:
— Нет, великий господин, смотри, если это только не происки шайтана и не злодейский умысел врагов твоих.
Красные знамена с крестами — это не могут быть анталийские корабли. Родосцы, не иначе.
Зизим опустил весло — и верно, он отчетливо различает флаги иоаннитов. Дошли его эмиссары до магистра или нет — уже и не столь важно. Пусть его даже пленят — он потребует встречи с д’Обюссоном и лично сделает ему предложения, от которых доблестный старик не сможет отказаться. Вот уже видны малиновые военные облачения рыцарей. Назад пути нет.
Иоанниты тоже вскоре заметили утлую лодчонку, внезапно изменившую свой курс и направившуюся к ним. Флотилия стала на якоря, и только одна легкая галера стрелой понеслась за Зизимом и его спутником. За фальшбортом каракки, несшей кроме обычных орденских флагов еще и личные стяги великого магистра д’Обюссона с его гербами, появились два турка, радостно и призывно замахавшие руками — принц узнал своих посланцев в Петрониум.
От сердца отлегло, и тут же его переполнила сумасшедшая радость, замешанная на жажде мести. Берегись, Баязид! Железная длань ордена сметет тебя с отцовского престола, а там… Да потом будет видно, что будет. Не постигнет мусульманина ничего из того, что не предначертано предвечным каламом Аллаха…