Шведская сказка
Шрифт:
– Князь, - без предисловий начал Станислав-Август, - Новое несчастье обрушилось на многострадальную нашу Польшу. Верно, что без Барской конфедерации этого бы не было. Фанатики католические стали насильно заставлять несчастных крестьян нашей Украйны обращаться в грекоуниатскую веру. И вот результат! Они возмутились. Их много и они свирепы. Убиты уже тысячи поляков, священников и евреев. Фанатизм греческой веры и рабский бьется теперь против фанатизма шляхетского и католического. Но это ужасно, князь! Надо остановить их.
– Я сам сильно раздосадован этим гайдамацким бунтом, ваше величество. – Морщась, как от зубной боли, отвечал Репнин. – Я просил, я требовал, чтобы все православные польских областей были переданы в духовное управление белорусского епископа. Так нет, этот мятежный игумен Мотренинской обители спелся с архиереем переяславским и вот вам – бунт!
– Я слышал, будто эти…козаки имеет манифест императрицы?
– Ложь, - опять сморщился Репнин, - фальшивка. Императрица обеспокоена не менее нашего. Гайдамаки подходят близко к границам турецких владений. И это может вызвать не нужные осложнения в наших отношениях с турками. Обрезков и так пишет постоянно, что французы мутят воду изо всех сил и стараются подтолкнуть Порту к войне с нами.
– Но что же делать, князь?
– Я уже отдал приказ генералу Кречетникову покончить с гайдамаками.
– Надеюсь это свершиться быстро. – Король оживился, узнав новость.
– Я тоже, - Репнин поклонился, показывая, что ему надо спешить. Король не задерживал.
Славен город Балта своими ярмарками. Главный товар здесь лошади. Ремонтеры приезжали аж с самой Пруссии и из Саксонии. Заодно торговали рогатым скотом, овцами да баранами. Греки, армяне, евреи, турки, татары все богатели от торговли знатной. Местечко-то было пограничное. В двух шагах, за речкой Кодымой, лишь мостик перейти, турецкая земля начиналась и городок Галта располагался. Конфликтов особых не случалось. Все торговлей больше промышляли.
Сюда, к Балте, неслись козаки сотника Шило, догоняя разбегавшихся от них конфедератов и евреев. Влетели в местечко, перебили всех евреев, дня три отдохнули, и в обратный путь тронулись. Турки это все наблюдали со своей стороны, а как только козаки покинули Балту, не выдержали и накинулись. Зависть замучила, пограбить тоже охота. С ними евреи и поляки спасшиеся. Теперь пришел их черед православных христиан убивать. Товары разграбили, дома подожгли.
Шило, узнав, что турки напали, развернул коней, вернулся и вышиб неприятеля назад, за речку Кодыму. В запале перелетели кони козацкие через мост и… погуляли всласть гайдамаки в Туретчине.
На другой день опять полезли турки, но отбиты были. После этого козаки помирились с турками и многое из награбленного назад вернули.
Адвокат, а ныне глава Барской конфедерации, пан Пулавский пытался уговорить пашу Хотина сообщить о нападении в Стамбул. Но старый турок был мудр и непреклонен:
– Зачем тревожить нашего султана, ибо он тень аллаха на земле?
– Но это ж почти война!
– С чего ты взял, христианин? – пожал плечами недоуменно паша.
– Гайдамаки действуют по указке русской царицы. – с адвокатской пылкостью доказывал шляхтич.
– У Порога Счастья, в Стамбуле, есть мудрый реис-эфенди, ему и решать, а не мне, ничтожному слуге султана. Мы отписали ему, что инцидент исчерпан. Мы замирились с гайдамаками. Нам война не нужна!
Но она нужна была Франции. Герцог Шуазель надавил на своего посла Вержена, тот щедро отсыпал золота, и в Стамбуле забили боевые барабаны. Барон де Тотт, при крымском хане обитавший, в обход паши хотинского подкупил галтинского Якуба. Тот и отписал в Стамбул все в другом свете – дескать не гайдамаки нападали, а русские.
Обрезков вызвали к визирю, но он легко доказал обратное, и добавил от себя:
– Россия не обязана отвечать за всяких разбойников.
Порта потребовала убрать все войска из Польши.
– По окончании всех дел, ибо мы не делаем в Польше ничего, что было бы противно интересам Порты. А если вам потребно, то изложите все на бумаге, я отошлю в Петербург и сообщу ответ немедленно по получении.
– Нет! – требовали, - дай немедленно обязательство, иначе война.
– Обязательства подобного рода не в моей власти давать! – твердо стоял на своем русский министр. Через некоторое время Обрезкова и еще одиннадцать чиновников посольских арестовали, и под улюлюканье толпы отправили в тюрьму Эди-Кюль.
Франция вступила в прямую конфронтацию с Россией, не гнушаясь мелкими пакостями. Так в письмах, адресованных Екатерине, вдруг исчезло прилагательное «императорское» при существительном «величество».
– Что означает сие? – немедленно последовал вопрос русского министра Голицына.
Шуазель, пожав плечами, пустился в пространные разъяснения, что выражение «majeste imperiale» не согласуется с французскими правилами словообразования.
– Французские короли, князь, принимая титул величества, не прибавляют к нему никаких прилагательных, а потому не могут и другим коронованным особам давать эпитеты.
Екатерину это задело. Она тут же указала Голицыну:
– Против регул российского языка не принимать никаких грамот без надлежащей титулатуры!
Письма перестали принимать, а Голицына по требованию Франции заменили поверенным в делах Хотинским.
Ему, герцог Шуазель заявил с ходу:
– Мы не уступим!
Но Хотинский тоже был не промах:
– И мы не уступим!
Петербург зашевелился.
– Что там за гайдамаки такие объявились? – проявила интерес к происходящему на Украине Екатерина.
– Против Барской конфедерации поднялись казаки да крестьяне. – Ответствовал ей Панин. – Говорят, с твоим манифестом в руках громят поляков и жидов? А, матушка?
– Я и … как их, гайдамаки? Ты в своем уме-то, Никита Иванович? - рассмеялась императрица. – То что супротив конфедератов бьются, это хорошо, а вот с турками ссорить нас не с руки. Передай Репнину в Варшаву, пущай утихомирит. А то глядишь к нам бунт перекинется, да и Обрезкову в Стамбуле совсем тяжко станет с турками совладать.