Шведский стол
Шрифт:
Для обеспечения же работы задуманного морского порта Алексей предложил прокопать несколько каналов. Первый — обходящий Невский пороги, второй — вдоль берега Ладожского озера от Невы до Волхова, а третий — в обход порогов Волхова. Чтобы без лишних сложностей водить всю навигацию речные корабли от Новгорода до Петрограда…
[1] Петр после уговоров сына переименовал Нотебург в Орешек, вернув ему старинное русское название, а Ниенштадт/Ниеншанц в Павлоград.
Часть 2
Глава 4
1703
Петр сидел на коне и смотрел на проходящие мимо него войска.
Они уже были под Псковом.
Подтягивались хвосты колонны. Длинной колонны. На узкой дороге его армия растягивалась на много верст. Слишком много. Из-за чего в случае чего, если бы авангарды завязали утром бой с противником, то остальные подтягивались бы в сражении до самого вечера.
Зная о страсти Карла к быстрому продвижению это выглядело опасным. И становилось понятным прямо-таки одержимое желание сына обновления и улучшения конского состава.
Ну, казалось бы, что такого? Тянет пушку с передком не две лошади, а четыре. Мелочь. Однако это увеличивало длину колонны. Ведь только пушек тех в армии насчитывалось 96 только полевых. Не считая осадного парка.
А ведь на каждую лошадь требовался фураж.
Много.
И его требовалось тащить в обозе. А жрали четыре, даже степные лошадки, всяко больше, чем две большие. Что также удлиняло колонну за счет более представительного обоза.
И так во всем.
Там, где хватало бы одной крепкой лошади приходилось применять двух или более степные животинки. Что замедляло армию, делая ее более неповоротливой, вязкой, растянутой…
Да, двигаясь от магазина к магазину, где загодя накапливались запасы, можно было бы этим пренебречь. Но как только приходилось оперировать на вражеской территории, как во время прошлой кампании, сразу остро становился вопрос снабжения.
Без всякого сомнения ногайские лошадки были куда менее прихотливы. И могли обходится подножным кормом. Но не когда их в одном месте собиралось СТОЛЬКО. Во время ночных стоянок они как саранча выжирали окрестную траву, которую в этой местности было немного. И все рано нуждаясь в постоянном подвозе фуража. А если предстояло где-то стоять, то эта беда превращалась в натуральный ад.
Конский состав артиллерии, обозов и кавалерии ежедневно потреблял фуража больше, чем вся армия провианта. И воды. Причем многократно больше. По сути вокруг этих лошадей вся лихорадочная возня интендантов и крутилась.
Петру было страшно подумать о том, что творилось бы, если бы его кавалерия шла по старинке — одвуконь. То есть, имея при себе заводного. Это ведь разом на шесть тысяч увеличивало поголовье конского состава. То есть, в сутки расход фуража возрастал бы примерно на пять тысяч пудов сена. И это только сена. А там ведь и овес требовался, чтобы они выдерживали нагрузки, и воды около 40–45 тысяч ведер. Ежедневно.
Раз.
И
Там, в Донских степях это так остро не чувствовалось. Да и он сим вопросом не занимался, доверяя всецело Патрику Гордону. А тут…
— О чем задумался Минхерц, — отвлек его Меншиков.
— О лошадях… — односложно ответил царь.
— А чего о них думать? Красивы чертяки!
— Прав был сын. На ногайских лошадках нам в Европу не въехать. Не армия, а кочующая орда какая-то… Вон — глянь на фургон. На тот, груженый. Видишь две клячи как надрываются. А жрут как взрослые…
Меншиков охотно поддержал разговор.
Лошадей он любил.
А после того, как курировал первый полк улан, так и вообще — вошел во вкус. И даже с подачи Алексея завел свой конный завод. Разводя там коней специально для своего полка. С планами, разумеется, поставлять армии их в целом. Так что идея Петра Алексеевича нашла в нем самый теплый отклик. В комплексе…
Армия медленно выступала в новый поход. Новая военная кампания начиналась. Основные силы двигались от Новгорода к Пскову, чтобы оттуда, опираясь на реку, выступить к Нарве. Иначе обеспечить снабжение такой армии было крайне сложно.
В Ладоге и на Неве же оперировали очень ограниченные силы. Целью которых была оборона. В Павлограде и Орешке. Ну и попытка выдавить шведов с северных берегов Ладоги, ради чего с Азова туда перебросили десять малых галер. Перевооруженных в Москве новыми карронадами вместо старых малокалиберных пушек. А вместе с ними и команды, закаленные в рейдерских операция на Черном море под началом уже вице-адмирала Реда. Старый, опытный морской волк был готов попробовать себя на новом театре боевых действий.
Как оно сложится царь не знал.
По сведениям, которые ему поступали, было очевидно — Карл спешит на встречу. Очень спешит. Утрата двух крепостей на Неве очень больно ударило по его репутации. И он стремился покарать «зарвавшихся русских».
Петр Алексеевич был даже не уверен, что сумеет взять Нарву, прежде, чем Карл явится со своей полевой армией. И тревожился. Буквально всей душой трепетал, хотя виду старался не подавать.
Генеральный штаб всю осень, зиму и большую часть весны прорабатывал эту кампанию. И, в первую очередь, генеральную битву. То так, то этак ее прокручивая. Особенно после того, как были получены самые подробные сведения о ходе битвы при Гамбурге. Фридрих Вильгельм Мекленбургский расстарался. Явно с подачи сестренки — Натальи Алексеевны.
И эти сведения не радовали.
Совсем не радовали.
И опять Петр с грустью вспоминал, как его сын раз за разом пытался убедить его в правильных в общем-то делах. А он ломался, ориентируясь на мнение многоопытных командиров. И своих, и европейских. И как показали те армии? Правильные и многоопытные… Две крупные, превосходящие числом армии Карл разбил быстро и решительно.
Это пугало.
Это буквально выбивало почву под ногами.
Иногда незнание куда лучше… такого знания…