Сибирская одиссея

Свешников Александр Юрьевич

Слушая Николая, Андрей вдруг вспомнил о привидевшемся ему скелете среди зарослей березняка, и от этого воспоминания мурашки пробежали по его спине. Атмосфера на бывшей базе старателей была тяжёлая, как и в других домах и избах, где когда-то жили люди, но потом ушли или умерли. В вагончике витал дух давно покинувших его суровых мужиков с нешуточными страстями и жаждой лёгкой наживы. Везде, где история связана с золотом, — присутствуют жестокость и смерть, будто места эти обладают отрицательной энергией греха. Андрей физически ощущал это и был очень рад, что он тут не один.

Николай

же чувствовал себя здесь спокойно и привычно. Он не раз ночевал в вагончике старателей, хотя в семи километрах выше по Баронке находилось, по его же словам, охотничье зимовьё. И сейчас он был поглощён приготовлением потрохов, от которых исходил аппетитный запах рыбьего жира, и совершенно не думал о том, какие события происходили тут много лет назад. Как успел заметить Андрей, Николай очень любил поесть. Он мог это делать чуть ли не каждый час. При этом внешне Николай не отличался упитанностью, скорее наоборот. Но жизнь в тайге приучила его серьёзно относиться к процессу приёма пищи. От этого зависели его силы, которые нужны для непростой ходьбы по тайге, марям и камням.

Наконец, ужин был готов. Андрей помог заварить чай и разложить гречневую кашу по мискам, и они с Николаем уселись на кроватях напротив друг друга, поместив между собой чурбан, на который была торжественно водружена сковорода с рыбьими потрохами.

— Никогда не ел такой вкуснотищи! — признался Андрей, желая похвалить своего проводника за хороший ужин.

— Можно было бы и рыбу, но я её впрок заготавливаю, иначе зимой есть будет совсем нечего! — сказал Николай, с увлечением поглощая потроха.

— А ты нигде не работаешь? — спросил Андрей, которому уже давно хотелось расспросить нового друга о его жизни.

Некоторое время Николай жевал молча, а затем, запив жирные потроха глотком горячего чая, не спеша заговорил. Но было заметно, что тема эта ему не по душе.

— Я раньше геологом работал. Родился на Смоленщине, потом в Твери окончил институт геологии и по распределению попал на Урал.

— Я был на Северном Урале! Мы снимали фильм о Печоро-Илычском заповеднике! — с радостью поддержал разговор Андрей.

— Тогда Малиновский был там директором? — спросил Николай, глядя куда-то в сторону.

— Да, а ты и его знаешь?

— Конечно, ещё бы… — и Николай на минуту задумался. Похоже, что фамилия директора заповедника вызвала в нём не очень приятные воспоминания.

— А на Маньпупунёре ты был? — пытался Андрей отвлечь товарища от грустных мыслей.

— Да я везде был! На Урале, на Севере, в Саянах, на Алтае…

— А мы как раз с Виктором в Восточном Саяне в прошлом году фильм снимали! — не переставал удивляться Андрей.

— В Тофаларии?

— Нет, на Кизире. Ходили на ледник Стальнова.

— Был я и на леднике Стальнова, — спокойно сказал Николай, и всё его внимание переключилось на гречневую кашу.

Андрей был поражён тем, что

география геологических экспедиций Николая настолько совпадала с его киноэкспедициями. А что касается такого редкого и совсем не популярного места, как ледник Стальнова, — в это вообще было трудно поверить! Людей, побывавших на нём, можно пересчитать по пальцам! Но Андрею не терпелось узнать, почему Николай ушёл из геологии. И он ждал, когда тот вновь заговорит. Но видя, что Николай и не собирается продолжать начатый разговор, не выдержал и задал прямой вопрос:

— А сейчас ты почему не в геологии?

— Да надоело! Денег не платили. А потом — люди плохие попались, не ужился я с ними… — и Николай встал с кровати и, взяв свою грязную миску, собрался выйти к реке, чтобы её помыть.

— Я вымою посуду. У меня фонарик есть! — предложил Андрей, тоже вставая.

— Нет, давай сюда и твою! Сегодня ужин — на моей совести, значит, и посуда тоже.

Андрей не стал спорить. Он вышел вслед за Николаем из вагончика и достал из кармана сигареты. Что может быть для заядлого курильщика приятнее, чем выкурить сигаретку-другую после сытной еды!

Вокруг было тихо. Даже Баронка, кажется, перестала шуметь. Чёрная стена березняка зловеще притаилась, будто и вправду скрывала в себе какую-то тайну. На небе зажглись звёзды. Андрей никак не ожидал этого: весь вечер по небу гуляли тучи, и чувствовалось приближение дождя. Но ночью вся облачность куда-то подевалась, и теперь мириады небесных светил мерцали над головой. Андрей знал, что к утру сильно похолодает. Он сразу вспомнил о Викторе. Там, на горе, температура вообще может упасть до нуля. А дров, чтобы палить костёр постоянно, у него не хватит. Не замёрз бы! И вообще, как он там? Что делает, о чём думает? Догадывается ли, что уже завтра вечером Андрей доберётся до посёлка, и скоро, очень скоро они встретятся…

Перед сном Николай сильно натопил печку. Стало так жарко, что Андрей расстегнул спальник. Оба они долго не могли заснуть и громко ворочались на скрипучих металлических решётках. Андрею хотелось ещё порасспросить Николая о его прошлом, но он боялся, что разговор будет ему неприятен. Одно Андрей понял: Николай сложно сходится с людьми и ведёт, похоже, отшельнический образ жизни. Его нормальное состояние — одиночество. Но всё-таки Андрею хотелось его разговорить, попытаться сделать так, чтобы он увидел в нём своего друга и почувствовал себя спокойно и свободно. И Андрей начал издалека, с рассказа о своих делах, о своей профессии.

— А мы вот фильмы снимаем о природе. И знаешь, я до сих пор не пойму — нужно ли это кому-нибудь? — начал он негромким голосом, лёжа на койке и пытаясь не очень сильно скрипеть металлической сеткой. — Как-то я отдавал очередную картину в тираж и возмутился тем, что фирма-издатель захотела девяносто процентов дохода от её продажи. Знаешь, что мне ответила женщина — директор этой фирмы? Она сказала, что снимать кино о природе может практически каждый! Подумаешь, уехал куда-нибудь и поливай камерой во все стороны — кругом ведь природа! Так что слепить десяток подобных фильмов в год — ничего не стоит! А вот продать потом такое кино — это уже, по её мнению, настоящее искусство. Поэтому каждому, как говорится, по заслугам!