Сибирская одиссея
Шрифт:
Наконец, заросли стланика закончились, и путники вошли в тайгу, состоящую из невысоких лиственниц и ёлок. Под кронами деревьев дождь был не таким сильным, и Андрей с облегчением вздохнул. Любая перемена воспринималась им как отдых.
Николай замедлил шаг и оглянулся:
— Тихо, смотри сюда!
Андрей подошёл к Николаю и увидел впереди на тропе большую птицу, важно идущую им навстречу.
— Глухарь? — шёпотом спросил Андрей.
— Да, петух, — ответил Николай и немного отошёл в сторону, чтобы Андрею было лучше видно.
Глухарь был огромным! Он неторопливо вышагивал по тропе, с интересом глядя на двух людей, стоящих впереди. Вид у него был гордый и независимый. Расстояние до него не превышало пятнадцати метров. Андрей никогда так близко не видел глухаря, тем более спокойно прохаживающегося по тропинке, и был поражён его красотой, величием и размерами.
«Боже, какое прекрасное творение природы! Сколько в нём грации и силы, гармонии и достоинства!» — подумал он.
Будто прочитав мысли Андрея, глухарь повернулся вокруг своей оси, тряхнул огненно-красным хохолком на голове и пошёл обратно. Николай сделал шаг вперёд. Неожиданно птица встрепенулась и, разбежавшись, взмахнула крыльями. Было ощущение, что взлетает вертолёт! Звук крыльев, задевающих ветки, вместе с недовольным криком, вырвавшимся из груди глухаря, поразили Андрея ещё больше. Глухарь казался просто гигантским!
— А представляешь, если взлетят сразу тысяча глухарей, о которых рассказывал бывший лётчик? Всех вокруг убьёт ударной волной! — весело сказал Николай, глядя вслед улетающему глухарю.
— Да они полтайги снесут! — засмеялся в ответ Андрей. — Я тоже с трудом верю в эту историю с глухариным током!
— О чём и разговор, — укоризненно промолвил проводник и двинулся дальше.
Метров через пятьсот путники подошли к зимовью. Изба располагалась на небольшом островке посредине Баронки. Место было сырое, и Андрей не понимал, почему для строительства охотничьего зимовья люди выбрали такой странный участок.
— Здесь растёт самая сладкая жимолость! — сказал Николай, подходя к кусту и срывая с него несколько спелых фиолетовых ягод. — Попробуй!
Андрей очень любил эту кисло-горькую таёжную красавицу. Особенно много жимолости он встречал в Восточном Саяне. Там его товарищ, Женя Хлебников, делал из неё потрясающие спиртовые настойки! Будучи равнодушным ко всем видам алкоголя, Андрей не мог удержаться, чтобы не испробовать получающегося из неё напитка. Но много свежей ягоды он съесть никогда не мог — желудок выворачивало наизнанку от горечи, присутствующей в ней. Попробовав жимолость, на которую указал Николай, Андрей очень удивился. Она действительно была необычайно сладкой! Не теряя неподражаемого аромата, местная ягода содержала какое-то небывалое количество сахара.
— А почему она тут такая? — спросил он своего проводника.
— А здесь золота много! — многозначительно произнёс Николай, подойдя к следующему кусту. — Вот здесь — ещё слаще, а с той стороны — там уже обычная, кислая!
Андрей не мог взять в толк, о чём говорит его товарищ. При чём здесь золото?
— Если в почве присутствует золото, жимолость в таком месте становится сладкой! — объяснил Николай, не дожидаясь расспросов. — Так что зимовьё тут не зря построили. Я думаю, немного промазали старатели — не там искали! Может, из-за этого у них и раздор начался…
Николай подошёл к избе, открыл дверь и вошёл внутрь. Андрей последовал за ним.
— Перекур! — сказал проводник, снимая с плеч свою котомку.
Андрей с удовольствием сделал то же самое, после чего с блаженством растянулся на больших деревянных нарах, занимающих практически всю внутреннюю площадь избы. Мокрая одежда тут же прилипла к спине и ногам, но это не помешало Андрею в блаженстве закрыть глаза и с чувством произнести:
— Господи, хорошо-то как!
— Да, неплохо! — подтвердил Николай. — Орешков хочешь?
— Давай! — в первый раз за весь совместный поход согласился Андрей.
На самом деле он не любил процесс щёлканья орешков, ему он казался скучным и напоминал лузгание семечек, а этого он почему-то с детства не переносил. Но сейчас Андрей с великим удовольствием ел кедровые орешки. Они были сухие и отдавали смолой, дополняя ощущение непередаваемого блаженства, которое разлилось по всему его телу. Даже курить Андрею не хотелось. Он мечтал быстрее оказаться в тёплом помещении, снять наконец с себя всю мокрую и грязную одежду, тщательно вымыться и лечь в постель, накрывшись белоснежной простынёй! Грёзы о чистоте вдруг так сильно захватили его, что ни о чём другом он думать уже не мог.
— Пойдём? — предложил он Николаю.
Проводник неторопливо поднялся, собрал шелуху от орешков и бросил их в печку, затем надел котомку и посмотрел на Андрея.
— Пойдём! Через два километра начнём переваливать через хребет. По уровню там не так высоко, как на первом перевале, но уклон будет посерьёзней!
— Доползём! — как можно жизнерадостней произнёс Андрей, вставая с лежанки.
Дождь не собирался заканчиваться, тучи обложили всё небо, насколько его можно было наблюдать сквозь кроны лиственниц, и двигались они медленно и уныло. Путники продолжали идти вдоль Баронки, которая здесь скорее напоминала ручей. Тропа опять переходила с одного берега на другой, но броды стали совсем простые и короткие. Андрей вновь вошёл в состояние полного безразличия и следил только за движениями проводника, чтобы в точности повторить их, не думая о том, куда ведёт извилистая таёжная тропа.
Подъём на перевал начался резко, без всяких прелюдий. Николай вдруг ушёл влево, от Баронки, и полез на крутой склон, цепляясь руками за ветки кустарника. Андрей карабкался следом, не отставая. Уже через пять минут сердце его бешено стучало, к потокам дождя на спине прибавились ещё и струйки пота, в глазах потемнело. Но ноги, привыкшие к этому занятию за последние недели таёжной жизни, упрямо тащили его вперёд. Да, Андрей уже очень неплохо ходил, не сравнить с тем временем, когда они только начали с Виктором пеший маршрут! Он любил ходить, любил движение и постоянную «смену декораций» перед глазами. Ходьба обостряла в нём ощущение жизни, и чем тяжелее она была, тем радостнее становилось внутри.