Сибирская одиссея
Шрифт:
— Не знаю, ты только не кипятись, народу нас достаточно, Витьку твоего мы всё равно вытащим! — бодро произнёс Николай и улыбнулся.
Через несколько минут к зданию аэропорта подъехал старенький «Москвич». Из него вылез немолодой грузный мужчина приятной внешности, одетый в потёртый синий костюм, из-под которого выглядывал большой цветастый галстук.
— Здорово, Саломоныч! — поприветствовал его Николай.
— Привет бродягам! — поздоровался мужчина.
— А ты про санрейс что-либо знаешь? — поинтересовался Николай у начальника аэропорта.
— А вы вертолёта ждёте? — удивился Саломоныч. — Так его на два часа дня перенесли!
— А мы тут с полдесятого сидим! — пожаловался Николай. — И никто ничего…
Саломоныч открыл дверь в здание и прошёл внутрь, пригласив Николая и Андрея переместиться туда же.
— Сегодня прохладно, а вам ещё как минимум два с половиной часа торчать, погрейтесь хоть!
Друзья последовали совету, захватив с собой все рюкзаки.
— А санрейс куда? — добродушно спросил Саломоныч.
— На Удокан, в район вулканов, — ответил Николай, садясь на холодное пластмассовое сиденье в холле.
— Опять за трупом? — весёлым голосом продолжал расспрос Саломоныч.
От этих слов у Андрея затряслись коленки, а руки сжались в кулаки, но он нашёл в себе силы спокойно ответить:
— Там мой товарищ со сломанной ногой.
Начальник аэропорта никак не отреагировал на слова Андрея, будто его это уже совершенно не интересовало, он открыл вторую дверь — в сторону взлётно-посадочной полосы, и вышел на улицу.
— Подсобите телегу с поля убрать! — крикнул он приказным тоном.
— Хоть бы извинился, — тихо пробурчал Андрей, на что Николай легонько толкнул его локтём в бок и шепнул на ухо:
— Он у нас такой, без комплексов, не обращай внимания! Но дело своё знает…
Посреди поля стояла гружённая каким-то строительным хламом телега. Под руководством Саломоныча все трое взялись за дышло и потянули её в сторону здания. Путь предстоял немалый, метров сто пятьдесят.
— Кто её сюда поставил? — удивился Николай, продолжая тянуть телегу.
— Вот и я хотел бы узнать, — произнёс Саломоныч и вдруг бросил дышло, вытянулся и поднял указательный палец вверх.
— Тихо! «Аннушка» на подлёте!
— Так вроде рано, — удивился Николай и начал искать глазами самолёт в небе.
— Рано-то рано, но ничего другого быть не должно.
— А, может, это наш вертолёт? — с надеждой спросил Андрей.
— «Ми-8» от «Аннушки» я во сне отличу! — ответил Саломоныч с обидой в голосе и вновь взялся за дышло. — А ну давай, ребята, подналяжем! Успеть бы, оперный театр!
И все потащили неуправляемую тяжёлую телегу изо всех сил, громко матерясь и обливаясь потом.
— Давай, давай, немного ещё, оперный театр! — подбадривал Саломоныч, поглядывая на быстро приближающуюся точку, в которой теперь уже отчётливо можно было различить старенький потрепанный «Ан-24».
В конце концов, телега была убрана, трое измученных мужиков вытирали грязными руками пот, а самолёт тем временем уже заходил на посадку. Особенно комично выглядел Саломоныч: его парадный пиджак лопнул на спине по шву, галстук съехал на бок, из-за грузной комплекции он совершенно задохнулся, но вид у него был торжественный и гордый. Как-никак, дело было сделано: аэропорт был готов к приёму воздушного судна из самой Читы!
«Аннушка» без всяких приготовлений начала резко снижаться, гул двигателей нарастал, спугнув с ближайшего перелеска стайку каких-то маленьких крикливых птичек, а Саломоныч вдруг как-то присел и с ужасом в голосе запричитал:
— Оперный театр, что они делают!
Андрей не сразу понял, чем так обеспокоен Саломоныч, но потом заметил, что самолёт пролетел уже почти всю взлётно-посадочную полосу, но так и не коснулся земли!
— Господи, что они делают! У меня ж на все случаи один огнетушитель, и тот просроченный! Что творят!
Неожиданно двигатель «Аннушки» натужно взревел, и самолёт резко взмыл вверх у самого края посадочной полосы.
Андрей вопросительно смотрел на начальника аэропорта, лицо которого приобрело оттенок его помятого синего костюма. Неожиданно Саломоныч сорвался с места, вбежал в здание и, выбив ногой дверь в одну из закрытых комнат, начал нажимать кнопки на каком-то щите, отдалённо напоминающем пульт, щёлкать тумблерами и громко кричать в телефонную трубку. За всеми этими действиями ошарашенные неожиданными событиями товарищи наблюдали через большое мутное окно, выходящее на лётное поле.
— Сейчас ещё раз зайдёт, — сказал Николай, посмотрев на «Аннушку», которая описывала в небе большой круг над посёлком.
Из здания выбежал Саломоныч.
— Ничего не понимаю. У них там музыка в эфире! Ничего не понимаю, оперный театр!
Тем временем самолёт вновь начал снижаться, но уже значительно раньше, чем при первом заходе. Саломоныч молча смотрел на «Ан-24», губы его дрожали, а в руках он держал ржавый огнетушитель, тот самый, как понял Андрей, у которого давно вышел срок годности.
«Аннушка» коснулась асфальта, завизжали тормоза, и машина заревела, заскрежетала и остановилась в конце полосы.
Саломоныч бегом пустился к самолёту, не выпуская из рук огнетушитель. Он размахивал им, как флагом во время наступления, кричал какие-то непонятные ругательства на только ему известном языке, два раза споткнулся о глубокие трещины в асфальте, коими испещрено было лётное поле. Самолёт тем временем начал разворачиваться, чтобы подъехать ближе к зданию аэропорта.