Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
Шрифт:
Все верно, в чем и подписуюсь.
Борис Анненков» {222} .
Приезд Анненкова в Калган был и для аппарата Примакова неожиданным: Примаков и его сотрудники полагали, что тот приедет не ранее чем через две недели. Поэтому в Калгане не было ни Примакова, ни других ответственных сотрудников. Примаковцы запаниковали. В Пекин и в Москву полетели срочные шифровки с просьбами указаний.
Между тем китайцы под усиленной охраной разместили Анненкова и Денисова в доме около дубаната [95] , однако те могли передвигаться по городу в ее сопровождении.
95
Дубанат — резиденция дубаня, орган местной власти.
В
Узнав о существовании отряда, Анненков несколько раз был у Гущина, внимательно присматривался к его отряду и, наконец, предложил Фын Юйсяну сформировать свой отряд. Гущин потом рассказывал, что в разговорах с ним Анненков много раз повторял, что ему неоднократно предлагали возглавить Белое движение в Китае, но он отказался и, отойдя от белой эмиграции, живет тихо, купил участок земли и занимается фермерством. Говорили также о гражданской войне, бушующей в Китае, о боевых качествах китайских солдат, о сложной обстановке здесь, в Калгане. Кроме того, Анненков пытался выяснить, получал ли Примаков его письма, в которых тот предлагал начать формирование белой эмиграции для помощи СССР. Он говорил, что у него в Синьцзяне 600 преданных ему людей, и он надеется твердо встать рядом с Фыном. Расспрашивал Анненков и о Нечаеве, Глебове и о других белых атаманах, действовавших на Дальнем Востоке.
Во время одного из таких разговоров в отряд Гущина неожиданно прибыл чиновник от Чжан-дубаня. Он сказал Анненкову, что дубань, проявляя о нем заботу, завтра, 21 марта, к 8 часам утра пришлет к нему автомобиль, который отвезет атамана и Денисова в дом Чжан-дубаня, где ему будет удобнее, чем в гостинице. Со слов Гущина, Анненков растерялся, стал вялым, угасшим. В это же время метались в ожидании указаний немногочисленные сотрудники Примакова. Особенно беспокоился чекист Карпенко, взявший на себя заботы об аресте Анненкова.
Наконец, 25 марта 1926 года из Пекина пришли конкретные распоряжения. Карпенко ставилась задача срочно заполучить Анненкова и Денисова от китайского губернатора, давались подробные инструкции, где их поместить и как охранять. Рекомендовалось также распространить версию о том, что Анненков приехал в Калган для обсуждения с русскими советниками возможности и условий формирования при армии Фын Юйсяна отряда из эмигрантов.
Рано утром 31 марта в Калган вернулся Примаков. Выслушав доклад Карпенко, он сразу же поехал к дубаню. Через несколько часов Анненков и Денисов были водворены в общежитие советников, где им отвели две лучшие комнаты.
Ровно в 16 часов Примаков и один из его советников, Антонов, вошли к Анненкову. В этот же день Примаков донес результаты встречи в Пекин:
«Доношу, сегодня я имел встречу с генералом Чжан-дубанем. Я предложил ему передать в мое распоряжение атамана Анненкова, на что он согласился немедленно. Я предупредил его, что, если Анненков попытается бежать, я убью его, против чего возражений не было.
Анненков сейчас у меня. Я имел с ним беседу, и он дал честное слово, что, как и его начальник штаба, не будет бежать. После этого я объявил ему, что он некоторое время будет у меня на положении пленного, и у его дверей будет караул. План его использования мы наметили, изложение которого поручено Карпенко. Начнем с декларативного письма о раскаянии.
Анненков — здоровый, полный сил человек, несомненно крупная индивидуальность, но хитроват и нас боится.
Согласие он даст, потому что деваться ему некуда…
Когда Денисову было объявлено, что Анненков перешел на сторону советской власти, тот растерялся, долго не мог в это поверить, однако намерения поступить так же не высказал.
На следующий день Анненков и Денисов были разоружены, а их чемоданы с личными вещами досмотрены.
96
Лин — псевдоним Примакова, под которым он работал в Китае.
2 апреля Анненкову было объявлено, что он находится в руках советской разведки, предлагалось вернуться в СССР и оговаривались условия возвращения.
Рано утром 5 апреля Анненков потребовал к себе Примакова и передал ему письмо, которое стараниями Карахана через несколько дней стало широко известно как в Китае, так и за его пределами:
«Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету.
Я, Борис Анненков, в минувшую Гражданскую войну
Тот огромный шаг по пути строительства, который сделала Советская власть, является показателем того, что народные массы идут за своей властью, ибо только при полной поддержке всего народа можно достичь тех колоссальных успехов, кои достигнуты в СССР. Сознавая свою огромную вину перед народом и Советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, я все-таки обращаюсь к Советскому правительству с искренней и чистосердечной просьбой о прощении мне моих глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в Гражданскую войну. Если бы Советская власть дала мне возможность загладить свою вину перед Родиной служением ей на каком угодно поприще, я был бы счастлив отдать все свои силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблуждения. Сознавая всю свою вину и перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу Советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, даровать таковое моим бывшим соратникам, заведенным в заблуждение и гораздо менее, чем я, виноватым. Каков бы ни был приговор, я приму его как справедливое возмездие за свою вину.
5 апреля 1926. Борис Анненков» {224} .
Вскоре было написано и обращение атамана к своим партизанам.
Опасаясь, что о задержании Анненкова станет известно белой эмиграции и она может принять меры к его освобождению, Примаков решил срочно вывозить арестованных из Калгана к границе. Были снаряжены две автомашины, погружено продовольствие, подобрано сопровождение. Для разведки ущелья, проходящего вблизи Калгана, по которому шла дорога и которое было удобно для засады, были направлены сотрудники, переодетые в китайское платье. К полуночи разведка вернулась и доложила, что по маршруту все спокойно. 7 апреля, задолго до рассвета, машины вышли из города. Сопровождать Анненкова было приказано М. О. Зюку [97] .
97
Зюк Михаил Осипович — коммунист с 1912 г., участник январского (1913) восстания в Киеве. В годы Гражданской войны — начальник артиллерии в корпусе Примакова. После командировки в Китай командовал стрелковыми дивизиями в Забайкалье, Ленинграде, до августа 1936 г. возглавлял 25-ю Чапаевскую дивизию. В 1937 г. расстрелян как враг народа. Реабилитирован в 1957 г. Из письма Идрис, февраль, 1968: «Настоящая фамилия Зюка, как и моя девичья, — Нахамкин. С раннего детства брата стали звать Зюкой, так и в дальнейшем за ним укрепилось это имя. После революции брат официально принял фамилию Зюк и в последние годы жил под этой фамилией. Общежитие, в котором брат жил, находилось в доме № 5 на Пречистенке (угол Курсового переулка)».
На мой взгляд, оба рассказа об аресте Анненкова, мягко говоря, не соответствуют действительности. Но это и понятно: хотя обе повести написаны с привлечением документов, все же это художественные произведения, предполагающие занимательность, а в этих целях и вымысел, и перестановку событий во времени, и другие литературные приемы. Следует учитывать, что в то время авторы и не могли всего сказать.
Советская разведка, несомненно, работала над нейтрализацией ярых врагов советской власти и белых военачальников, оказавшихся за границей. Не был, вероятно, исключением и Анненков. Если операция по Анненкову разрабатывалась, то для его обезвреживания, должно быть, предусматривались три варианта действий:
а) физическая ликвидация в Китае;
б) захват и насильственный вывод на территорию СССР с последующим преданием суду и ликвидацией;
в) склонение к добровольному переходу в СССР на основе дачи гарантий безопасности и обещания полного или частичного прощения.
Однако от первых двух вариантов пришлось отказаться, так как убийство или неудача захвата атамана могли осложнить советско-китайские отношения и отношения с ведущими государствами мира, имевшими на Анненкова свои виды, а также привести к активизации враждебной деятельности против СССР эмиграции, нашедшей убежище не только в Китае, но и в других странах.