Сибирский ковчег Менделеевых
Шрифт:
– Нет, что вы, раз обещал, то непременно сдержу слово, – успокоил его Менделеев. – Кстати, примите от меня небольшой подарок. Впрочем, мне говорили добрые люди, что это пустой романчик, но вдруг вам или сестре понравится.
Василий благодарно кивнул и сунул под мышку протянутую ему книгу.
– А вы сами, случаем, не заняты? – меж тем продолжал его расспрашивать Менделеев. – Может, лучше в другой раз? – при этом он пытался скрыть свою робость, которая неожиданно овладела им. Так что скажи сейчас Василий хоть одно слово не так или намекни на что-то, он бы тут же повернулся прочь и был таков.
Но тут в дверях показалась Мария, широко улыбнулась и прихожая, словно осветилась каким-то чудным светом, после чего Иван Павлович уже не думал об отступлении, а снял свою шинель и фуражку, вручил их той самой пожилой женщине и прошел вслед за хозяевами в гостиную.
Обстановка ее поразила его донельзя: там стояли высокие старинные кресла с резными подлокотниками, обтянутые светло-коричневой кожей; в углу помещался небольшой комод, у которого вместо ручек на ящиках были искусно выкованы львиные морды с вдетыми в их пасти кольцами. Там же в углу висела солидных размеров икона древнего письма с изображением Богородицы, а под ней теплилась зеленого стекла лампадка. Он счел нужным перекреститься на святой лик, чем тут же вызвал вопрос у Марии:
– Так вы значит как мы, верующий, то есть человек православный. Так говорю? А то я слышала будто бы в Петербурге многие от бога отошли и иную веру приняли.
Менделеев в ответ скупо улыбнулся и пояснил:
– Как можно от веры отцов отречься… К тому же отец мой – сельский батюшка и воспитал нас с братьями надлежащим образом. Да и я сам напросился в гимназии уроки Закона Божьего вести, а потому мне без веры никак нельзя.
– И много у вас братьев в семье?
– Пятеро нас, не считая двух сестер, правда, братья, как в сан были рукоположены иные фамилии имеют. Так владыка наш решил.
– Как интересно, – удивилась Мария, – обязательно потом расскажите мне, почему этак оно вышло. Ни разочка о чем-то подобном слышать не приходилось…
И от этих ее слов, от интереса к нему на душе у Ивана Павловича стало тепло, им овладела какая-то радость, причину которой он сам для себя объяснить пока не мог.
Вскоре к ним вышла бабушка молодых людей, Марфа Ивановна, и ни с кем не здороваясь, перекрестилась на икону и тут же тяжело опустилась в одно из кресел. И лишь потом внимательно оглядела застывшего на месте при ее появлении Менделеева. Вслед за ней вышел из своей комнаты ее сын Дмитрий Васильевич. И хотя был он еще не стар, но шаркающие ноги, сведенные вместе плечи и рассеянный взгляд, старомодная прическа «бобриком» делали его похожим на добродушного старичка. К нему тут же подошла Мария и с любовью поцеловала его в макушку.
– Извольте познакомиться. То наш папенька. Он долгие годы после смерти нашего деда управлял своей собственной типографией и выпустил массу разных интересных книг…
– Где же их можно увидеть, эти книги? – с удивлением спросил Менделеев, уважительно поглядывая на старичка.
– То отдельный разговор, но у нас все изданные в нашей типографии книги сохранились и теперь находятся в библиотеке, – она указала рукой на одну их дверей, ведущую из гостиной. А вот типографию пришлось продать, – с сожалением добавила Мария, – все равно ее во времена императрицы Екатерины приказано было закрыть, как и все иные российские типографии. Но потом, при Павле Петровиче, вновь вышло разрешение. Батюшка тогда, помнится, воспрянул духом, успел две новых книги выпустить, название которых, честно говоря, не припомню. А потом случилось самое ужасное, – она замолчала, торопливо утерла слезу и лишь потом, продолжила, – через два дня после родов скончалась наша матушка, а вслед и новорожденная, доводящаяся нам родной сестрицей. Отец не мог пережить этих смертей и с ним случился приступ, после которого, когда он пришел в себя, то лишился памяти.
– Да уж, все верно говоришь, – сказала, ни к кому не обращаясь, Марфа Ивановна, тогда как Василий смотрел в окно, и выражение его лица трудно было угадать, – пришла беда, отворяй ворота. Но что делать, надо как-то дальше жить, горе мыкать…
Все взоры обратились на Машу и лишь Дмитрий Васильевич продолжал стоять неподвижно, не зная как себя вести.
– Погодка-то нынче неплохая стоит. Скоро к обедне зазвонят, схожу наверно, – неожиданно произнес он негромко и с этими словами развернулся и ушел в свою комнату, ни с кем не попрощавшись.
– Вы не подумайте чего плохого, – объяснила Маша, обращаясь к Менделееву, – он, как бы вам сказать, своей жизнью живет, а мы и не вмешиваемся…
Менделеев согласно кивнул, хотя и был немало озадачен поведением их отца, но спрашивать ничего не стал, лишь тихо произнес:
– Да я все понимаю, болезни всякие встречаются. Главное, чтобы он не ушел куда от дома, не потерялся, а то мне такие случаи известны.
– Так его из храма обычно кто-то из знакомых домой приводит. Благо, наша семейная церковь буквально в двух шагах находится.
– Конечно, надолго его оставлять нельзя и я не знаю, как быть, коль отлучусь надолго куда, – задумчиво сказал Василий.
– Вы, как понимаю, сразу после гимназии уехать хотите? Не скажите, куда? – осторожно поинтересовался Менделеев.
– Почему бы не сказать, все равно об этом рано или поздно узнаете. Думаю, или в Петербург или в Москву, где у нас давнишние друзья семьи имеются. Попрошу их куда-нибудь определить меня.
– А что в Тобольске не хотите остаться?
– И куда тут на службу пойдешь? – не задумываясь ответил Василий.
– О том мне неизвестно, но все-таки Тобольск был и есть главный сибирский город, где-нибудь да найдется место.
– Извините меня, но вы, Иван Павлович, от жизни отстали. Сейчас Омск, а вслед за ним и Томск становятся теми центрами, что когда-то один Тобольск совмещал. Не удивлюсь, если Главное сибирское управление от нас в один из этих городов переведут, – пояснил Василий. – Тогда городок наш совсем захиреет, все стоящие чиновники тут же разбегутся, оставшись без должности.
– А в чем причина? – не скрыл своего удивления Иван Павлович.
– А причина в том, что разбойников, которыми мы считаем все кочевые племена, еще при Петре Алексеевиче дальше на юг прогнали, понастроив крепостей на границе с ними. Потому крестьяне многие стали безбоязненно на этих землях селиться между Тюменью и тем же Омском. Да и южнее земля плодородная, бери сколько нужно. А если про Томск говорить, то там не так давно в окрестностях золото нашли. Вот те, кто побойчей, срочно туда перебрались, чтобы на золотых приисках руки погреть. А Тобольск что, былыми заслугами питается, а толку с них никакого. Да так не только я, но и многие просвещенные люди считают. Кончился его век, когда он во главе всех больших и малых дел стоял. Ему теперь лишь звание ветерана по плечу, не более.