Сибирский Робинзон
Шрифт:
— Самые лучшие, — всхлипывая, ответила «Тень». — А деревья? Да на них запись ведется уже тысяча лет. Каждую сотню лет приходилось отмечаться в очереди.
«Тень» перестала плакать.
«Слава Богу, а то я уже насквозь промок», — подумал я.
— Ах, какие жулики работают в той конторе, просто любо-дорого смотреть! — снова заговорила «Тень». — Жулик на жулике и жуликом погоняет. Так и смотри, как бы вместо фруктового дерева не впихнули сосну, ель или березу, а то и дуб могут подкинуть. Нет, дуб дерево хорошее, полезное, но уж больно долго оно растёт. Столетья пройдут, пока настоящие желуди вырастут.
Мне было как-то не по себе. Бродил по мосту, никого не трогал и на тебе…
— Они же мне, гады, вначале вместо райских яблок кедр подсунули, благо, что вовремя спохватился, не успел высадить, — продолжала «Тень». — На кой черт нам кедр, а?! — спросила она сама у себя.
Я пожал плечами, не зная, что ответить. Наблюдать за «Тенью» было интересно. Она явно любила поговорить, и сейчас была в ударе. Переливаясь всеми цветами радуги, «Тень» распевала себе дифирамбы, всячески превознося свою мудрость и прозорливость, то и дело обращаясь ко мне, желая услышать похвалу в свой адрес.
Наконец она замолчала, но чуть погодя, как бы невзначай, сказала:
— Совершенно вылетело из головы, я — Серафим, ангел-хранитель, твой ангел-хранитель. Мне можешь не представляться, сам понимаешь, тебя знаю, как самого себя.
— Что-то ты, Серафим, не похож на ангела? — с сомнением сказал я. — Где твои крылья? Какой же ты ангел, если без крыльев?
— Будут тебе крылья, можешь не сомневаться, — поспешил заверить ангел.
И действительно, через несколько мгновений за спиной у Серафима забились два… маленьких крыла. Они были настолько крохотные, что, казалось, использовать их по назначению невозможно.
— Ну как, пойдет? — спросил ангел.
Я пожал плечами:
— Тебе видней. Но все равно не тянешь ты на ангела-хранителя. Не похож! Хоть убей, а не похож. Ангелы либо голышом летают, либо в белых простынях.
— Мне летать голышом по штату не положено, — обиделся ангел-хранитель. — Я заслуженный ангел-хранитель. У меня дома две медали и грамота за хорошую службу.
— Ничего себе, две медали и грамота, — почти с искренним восхищением, чтобы порадовать ангела, воскликнул я. — Молодец, Серафим, так держать!
Услышав эти слова, ангел порозовел и, я бы сказал, приосанился, насколько это слово применимо к небольшой тучке. Из чего я сделал вывод, что ангелам нужно обязательно говорить приятные для слуха и души слова. Наверное, они ими питаются. И кто знает, может влюбленный в вас ангел сделает ради вас все, что вы захотите, и даже более того. Может быть, он расшибется в лепешку, но сделает… Но, похоже, ангелы — настоящие липучки…
Мне надоело сидеть и слушать болтовню Серафима, поэтому я поднялся и пошел дальше. Впрочем, Серафим и не думал от меня отставать. Дорога вела нас через сад, которому и конца не было видно. Мы шли уже довольно долго, хотя сказать, что мой ангел шел, было бы большой натяжкой. Серафим предпочитал либо парить за моей спиной (тогда он молчал), но чаще всего он мельтешил перед глазами и болтал, болтал, болтал и болтал…
Я даже и не заметил, как Серафим замолчал. Он смотрел на меня, я на него.
— Послушай, Серафим, а все-таки где мы? — не выдержал я.
— Ну наконец-то, разродился! — завопил ангел. — Обожаю этот момент! Объявляю всем, всем, кто меня слышит. Мы на небесах!
Я схватился за сердце, в глазах потемнело, рассудок помутился, а мои ноги подкосились. Не было ничего удивительного, что оглушенный такой неожиданной и неоднозначной новостью я пришел в себя уже сидя на земле, а надо мною парил ангел, одетый герольдом.
— Вау, и так каждый раз! — с упоением произнес Серафим, — ты бы видел свое лицо! Даже известие о миллионом наследстве не ошарашивает так, как эта новость. В квадратных глазах — испуг, рот перекосило, кадык задергался… ум-м, — наслаждался моментом этот маньяк с крылышками.
— Разве так можно шутить? — выдавил я из себя. — Ты прямо как обухом по голове.
Помутненный мозг постепенно прояснялся.
— Да за такие шутки убивать нужно, причем на месте и медленно, — прошептал я.
Я поискал глазами что-нибудь потяжелее, но, как назло, ничего достойного, чтобы запустить в этого фигляра, не нашлось.
Серафим выжидая висел на недосягаемом расстоянии и, казалось, упивался развернувшейся перед ним сценой. Он принял позу человека, убравшего руки за спину и спокойно, с достоинством наблюдающего за происходящим.
«А вдруг это правда?» — мелькнула мысль.
— Правда, правда. Все, что ты здесь видишь, тоже небеса, — нравоучительно сказал ангел и развел дымчатыми руками, демонстрируя здешние красоты.
— Ты что, умеешь читать мысли?
— Всякий прочтет, коли они на лице написаны.
Серафим, увидев, что я успокоился, опустился вниз. Видимо, я ему представлялся оглушенным зверем, который перестал быть опасным и только глупо мотал из стороны в сторону головой.
— Я умер…
Мне, признаться, самому было непонятно, спрашиваю я это, или утверждаю.
— Да не волнуйся ты так, во-первых, не умер, а во-вторых, ничего страшного в смерти нет, — заверил ангел. — Хотя если ты будешь себя вести как дурак, то скоро точно преставишься.
— И, конечно же, не без твоей помощи.
— Что такое?! Он меня еще и обвиняет! Человечишка ты неблагодарный, вот ты кто.
Мы замолчали. Я сидел на земле, а недалеко от меня пристроился мой ангел-хранитель. Меня терзали сомнения. Разве можно не умереть и попасть на небеса? Почему я здесь очутился? И вообще что со мною произошло?
— Значит, я жив?
— Жив, жив, — успокоил меня Серафим, — но если не проявишь немного сообразительности, то очень скоро о тебе будут говорить в прошедшем времени.
— А что случилось? — с испугом спросил я.