Сибирский Робинзон
Шрифт:
— Ох, как же холодно, — сказал я, сбросив очередную охапку дров, и с отчаянной поспешностью принимаясь за растирание почти бесчувственных замерзших ладоней. — Я так долго не протяну, боже мой, да когда же меня найдут? Еще один такой день — и я останусь без рук или без ног!
Особенно неприятно, что мои ладони и запястья были буквально изодраны в кровь мелкими сучками. Мне страшно не хватало архаичного и забытого любым горожанином инструмента — топора. О, как бы он мне пригодился! Валить деревья, пусть даже тонкие, без этого инструмента весьма несподручно.
Я проработал до обеда. Обед — святое дело и одновременно чертовски приятное занятие. От очага по каморке было тепло, я быстро разомлел и даже впал в дремоту. Сказалась накопившаяся усталость и недосып.
Наконец, очнувшись от сна и растерев лицо снегом, ибо только так можно было взбодрить себя, я принялся за кулинарию. Вода в котелке должна была вот-вот закипеть, и мне оставалось немножко подождать, положить овощи и колбасу, как всегда мелко порубленную. И только сейчас до меня дошло, что овощи у меня закончились, а колбасы осталось максимум на два котелка фирменного блюда.
— Беда, — вырвалось у меня, когда я, едва оправившись от шока, мысленно стал рассчитывать свой будущий рацион. Все указывало на перспективу испытания на собственной шкуре очередной диеты. — Что за свинство, а?! Я спрашиваю! Дня нельзя прожить без этих гребаных сюрпризов судьбы! Вчера волки, сегодня жратва кончилась! Черт! Вот дьявол! И вина почти нет!
И действительно, у меня оставалось ровно полтора литра вина. Еще неоткрытый литровый пакет с красной бормотушкой и пол-литра в откупоренном. Понимание того, что вино скоро закончится, причем окончательно и бесповоротно, лишило меня душевного равновесия, которое удерживало меня от падения в пропасть отчаяния и безнадежности.
Собрать остатки силы воли и не дать себе засохнуть — под таким девизом должен был пройти остаток сегодняшнего дня. В конце концов, у меня же есть чайные пакетики!
«Все, решено, — подумал я, — экономлю бормотуху и от души напиваюсь чаем…»
Кроме того, меня беспокоили санитарно-гигиенические соображения. Всем телом я чувствовал, что одежда, уже ставшая частью меня самого, давно требует хорошей сушки. Про стирку умалчиваю, ибо раздеться на таком морозе под силу только йогу или самоубийце. Сняв куртку, я брезгливо поморщился.
— Ну и вонь.
Острый, метко бьющий в нос запах был действительно совсем не парфюмерный, а от рубашки воняло и вовсе уж нестерпимо.
— Разит, как от бомжа в метро, — пробурчал я, снимая рубашку. — Надеюсь, я не стал носителем целого племени паразитов…
От увиденного я вздрогнул, ибо рубашка уже в нескольких местах, в основном на спине, начала преть. В проплешинах ткань распадалась на отдельные нитки. И та же ситуация была с майкой, когда-то белой, теперь же абсолютно серой.
Я присмотрелся к швам рубахи, этот ход я подглядел в кино, именно так врачи проверяли на вшивость всяких горемык. Конечно, ни черта я там не нашел, да и откуда насекомые могли взяться в промороженном лесу? Далее я стал сушить свое тряпье над огнем. Боже мой, какой же вонючий пар поднимался от моей одежды! Я думал, не выдержу и выбегу на мороз полуголым. Но согласитесь, из двух зол выбирают наименьшее, поэтому лучше быть вонючкой в сухой одежде, чем в сырой. Когда с просушкой шмоток было закончено, я приступил к кулинарным делам.
Размеренное помешивание супа «а ля Робинзон» постепенно успокоило мою нервную систему. Мне один знакомый психиатр говорил, что стоит психически больному человеку хорошенько поесть, как он начинает быстро успокаиваться. Не буду ставить под сомнение авторитетное утверждение, знаю одно: сытый человек всегда добрее злого.
Без прежнего энтузиазма я поглощал свое фирменное блюдо. Мне нестерпимо захотелось туда, где тепло и легко, а вокруг множество людей. Опростав котелок, я как мог вычистил его и начал растапливать снег, чтобы получить воды для чая. Чай получился славный. В качестве сладостей пришлось использовать тот самый «Сникерс» из дамской сумочки. Настроение стало заметно улучшаться.
— Впрочем, что-то я засиделся, — спохватился я, — уже давно пора работать… Никто за меня дров не натаскает и не зажжет огонь в этой глухомани!
Выйдя на улицу, я понял, что просидел больше, чем мог себе позволить. Еще не смеркалось, но как-то необъяснимо чувствовалось приближение вечера. У меня оставалось не больше часа на то, чтобы развести подходящий костер.
Проклиная себя за нерадивость, ибо я мог не успеть собрать нужного количества хвороста я стал поспешно рыскать по лесу и, не разбирая дороги, подтаскивать дрова к собранной куче. Три раза я врезался головой в деревья, стоящие в совершенно неподходящем месте. Я перестал обращать внимание на злобный холод, от которого жестоко страдали мои руки. Холод пощипывал мое лицо, ноздри смерзались, отчего дышать было сложно, но я все подтаскивал и подтаскивал дрова. Мне это казалось таким же подвигом, какой я видел в фильме «Коммунист». Только там герой валил дрова для паровоза, а я — для огромной сигнальной свечи. Но и в фильме, и здесь, в глухой тайге, нас объединяла одна цель — дрова.
Час подобной работы, и из меня можно было выжимать воду.
— Все, хватит! Иначе я упаду и не встану, — прошептал я, захлебываясь одышкой. Я чувствовал, как пот стекал по моей спине не ручьем, а настоящей полноводной рекой.
День, закончив свою короткую вахту, подходил к концу. Скоро ночь вновь вступит в свои права. Если получится, то высокое пламя объятой огнем ели будет видно за несколько километров. С высоты же мой сигнал будет просматриваться еще лучше, что резко повысит мои шансы на спасение.
Наконец костер был почти готов. Согрев дыханием руки, я перешел к заключительной фазе — разведению огня. И я не вижу ничего удивительного, что у меня возникла «проблема с искрой», кажется, так говорят автолюбители. Вновь костер никак не хотел разгораться. Одни говорят, что от холода мозги работают медленнее, ибо он сковывает работу серого вещества. Другие утверждают обратное, что при жаре мозги разжижаются, мысли растекаются в разные стороны и продуктивность серых клеточек резко снижается. Не знаю, кто прав, но на этот раз я быстро сообразил, как мне выйти из возникшей ситуации.