Сибирский текст в национальном сюжетном пространстве
Шрифт:
К середине XIX в. в связи с резкими социальными переменами в России Сибирь снова начинает привлекать к себе внимание историков, географов, путешественников, статистиков, писателей. Такого рода интерес привел к существенному пересмотру привычных понятий и представлений о далеком экзотичном крае. Именно социально-общественная проблематика, идеи революционно-демократической критики преобладают в эту эпоху как в русско-европейском контексте, так и в формирующемся явлении сибирского областничества. Наблюдается процесс постепенного крушения стереотипа Сибири как «царства холода и мрака». Сюда все чаще идут вольные переселенцы, работники на прииски, и идут уже не потайными тропами, а «с законным паспортом за пазухой» 151 .
151
Небольсин П.И. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул. СПб., 1850. С. 50.
Сибирь на данном этапе развития русской истории и культуры исследуется как принципиально значимое географическое пространство России, территория, на которой явлена самостоятельная сфера человеческого бытия, сложная, противоречивая и настоятельно требующая художественного осмысления. Но постепенно она открывается и как «страна», что ведет к созданию очередного мифа, репрезентируемого русским художественным сознанием 152 .
Характерно, что параллельно складыванию сибирского мифа в эпоху кардинальных перемен происходит формирование областнической идеи, выстраивающейся в явно пограничной ситуации. Г.Н. Потанин подчеркивал, что в 1860-70-е гг. «сибирская интеллигенция еще жила исключительно общими интересами с остальной Россией», поэтому «дрожжи» у нее были «не свои, не сибирские» 153 . Действительно, взгляды первой сибирской «областнической молодежи» – Г.А. Потанина, Н.И. Наумова, Н.М. Ядринцева, С.С. Шашкова – сложились под влиянием исследований о Сибири П.А. Словцова, исторических сочинений Н.И. Костомарова, земско-областной теории А.П. Щапова, способствовавших формированию областнической доктрины, идеи сепаратизма.
152
См. об этом: Эртнер Е.Н. Феноменология провинции в русской прозе конца XIX – начала XX века: Автореф. дисс. … д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2005.
153
Потанин Г.Н. Нужды Сибири // Сибирь. Её современное состояние и нужды / Под ред. И.С. Мельника. СПб., 1908. С. 269.
Русское население Сибири этнически и конфессионально всегда тяготело к России, было политически и экономически привязано к ней. Поэтому сами областники (особенно на первом этапе развития) чаще лишь на словах объявляли о своей укорененности в сибирской жизни. В основном же они оставались людьми европейского мышления, которое сформировалось в атмосфере Петербурга под влиянием народнических идей Герцена и Чернышевского.
Эволюционным этапом в их мировоззренческой системе, в освоении и усвоении мира, стало осознание своего «я» и отделение «своего» пространства от «чужого», «иного», что неизбежно приводило к актуализации идеи границы и разработке разнообразных ее символов. В самой сути областнической идеи и духовно-топографическом пути ее лидеров можно пронаблюдать характерную ситуацию фронтира, пересечения границы, поиска идеального локуса для воплощения своей доктрины. Вследствие этого происходила явная перефокусировка взгляда на Сибирь, которая воспринимается уже не извне, а изнутри, в самой же литературно-культурной ситуации формируется очередной локальный текст.
Категория «локального» текста достаточно прочно утвердилась в современном литературоведении за текстом «городским» и большей частью «провинциальным». По отношению же к тексту «сибирскому», думается, такое понятие применимо с трудом. Сибирь, как мы уже подчеркнули, изначально представляла по отношению к центру колонию и была не провинцией, а периферией. Понятие «провинции» дошло до нас из Древнего Рима, где оно сложилось в рамках имперского сознания. Провинция в этой перспективе – нечто отличное от периферии, которая всегда является чем-то относительным – относящимся к местоположению данного центра в данное время. Периферия принципиально отличается от провинции, существующей на фрагментированной природной ландшафтной основе, где очаги взаимосвязаны, тогда как периферия – максимально центрированный и одновременно фрагментированный компонент системы. Культурная периферия может быть одновременно экономическим центром, религиозным, но при этом оставаться политической периферией и т.д. Провинция же – это периферия ко всему, что относится к качествам центра как некоего абсолюта.
Особенность провинциальности определяется именно тем, что ее средоточие лежит в той же горизонтальной плоскости, что вся остальная среда, – в том же пространственно-временном, слабо развивающемся континууме. По определению М. Каганского, провинция – самодостаточная обыденная среда системы, нецентростремительная база деятельности, удаленная от краев и крайностей. Периферия же – это прежде всего подчиненная окраина, место решения задач, от которых зависит существование системы в целом. Причем главная особенность периферии заключается в том, что ее пространство изначально присвоено, а не освоено, неопределенно, охвачено и задано внешне. Все это ярко проявилось в истории Сибири. Важной при таком подходе видится проблема границы, которой дано обеспечить контакт со средой. Понятно, что на периферии она максимально удалена от центра, «это контр- и антицентр, поэтому главная функция ее деятельности заключена в посредничестве и интеграции, сепарации, медиации» 154 . Самоопределение границы часто и неизбежно носит внешний, позиционный, пространственный характер.
154
Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001. С. 89.
По своему расположению к востоку от Урала Сибирь является по преимуществу «евразийским» регионом. В то же время конфигурация ее территории такова, что Сибирь можно считать продолжением Западной России в Азии. Тем не менее, определяющим для границы Сибири стал именно Урал, который разделил вполне реальную «метрополию» и столь же реальные «владения», где имелось все, чему положено быть в колониях (территориальная удаленность, экзотические аборигены, золотые прииски и пр.). Таким образом, представляя Сибирь именно как периферию, а не провинцию, можно уже с определенной целью говорить о специфике формирования «сибирского текста» в литературно-культурной ситуации последних десятилетий XIX в.
К середине 70-х гг. будут окончательно сформулированы главные положения областнической концепции, выраженные в многочисленных публикациях Г.Н. Потанина и Н.М. Ядринцева. В связи с этим начинает формироваться и собственно сибирская литература. Писатель-регионалист входит в обособленный мир духовной культуры собственного края, но, с другой стороны, он участвует в общенациональной литературной традиции. В данном случае показательным становится феномен сибирского писателя Н.И. Наумова, который не только в топографических, но и в духовных метаниях демонстрирует характерную ситуацию внутреннего мировоззренческого конфликта.
В самой областнической концепции к этому времени тоже наметилась явная эволюция, связанная с усилением внутреннего спора по проблеме границы. Значительное влияние на формирование и развитие взглядов областников оказала история западно-европейских колоний, политические и экономические теории того времени. Через всю жизнь у Ядринцева проходит увлечение Северо-Американскими Штатами и уверенность, что Сибири уготовано столь же прекрасное будущее. Западные идеи и колониальный опыт в значительной мере стали для будущих областников толчком к осознанию колониального положения Сибири в составе Российской империи. Наряду с историей колоний и колониальной политики областники обращаются к изучению вопроса о положении провинции в Европе, прежде всего во Франции, Англии и Швейцарии 155 . В итоге Ядринцев становится одним из наиболее заметных русских защитников и теоретиков децентрализации. Потанин же видел залог будущего развития Сибири в общинном, артельном начале. Для него важно было указать на ту разницу, которая существовала между сибирской и американской колонизацией. Главное отличие Сибири от России, по его убеждению, – в отсутствии крепостного права, поэтому, прежде всего, из общины вырастает сам принцип федерализма, и именно Сибирь должна совершить данный переход, в этом ее мировое значение.
155
См.: Ядринцев Н.М. Судьбы провинции и провинциальный вопрос во Франции // Ядринцев Н.М. Сборник избранных статей, стихотворений и фельетонов Н.М. Ядринцева. Красноярск, 1919. С. 137-155.
Таким образом, окончательное оформление идей областничества в последние десятилетия XIX в. приводит к новому в русской культуре взгляду на Сибирь как на целостность. По утверждению современного исследователя, «образ Сибири, созданный областниками, был настолько крупным, соразмерным поставленным ими политическим задачам, что он до сих пор, по-видимому, является более прочным и практичным, нежели большинство современных геополитических образов Сибири, слишком явно ориентированных на природно-ресурсную составляющую» 156 .
156
Замятин Д.Н. Социокультурное развитие Сибири и его образно-географические контексты // Проблемы сибирской ментальности. СПб., 2004. С. 48.
Сибирский регион начинает теперь мыслиться как уникальный локальный хронотоп. Преодолевать «тоскливое уныние», в отличие от романтиков, областникам помогает ощущение границы. Характерным аспектом областнического мироощущения станет восприятие Сибири как родной земли. Не случайно сюжет путешествия приобретает в творчестве областников все более отчетливые автобиографические черты, и с точки зрения традиции сама дорога предстает как сюжетно организованный текст, линейно разворачивающийся от «ухода» до «возвращения». Важно, что сюжет «дороги» в данном случае не только реконструируется, но и реально существует, эксплицируется самой традицией в жанровых формах путевых заметок и дневников, дорожных рассказов и воспоминаний.