Сицилия – верное лекарство от хандры. Часть 3
Шрифт:
Ну это так, к слову, пора звонить бабуле, а то родственница у меня та еще заноза, если впадешь в немилость, то это надолго. К тому же, если Годислава Драгорадовна решила поделиться информацией, то это надо уважать, даже если и не хочется копаться в истории столетней давности, а мне сильно не хотелось это делать.
– Наконец-то, вспомнила, что у тебя и родня есть, - поприветствовала меня старшая родственница, - а то в своей Италии совсем загордилась.
Тээкс, бабуля не в настроении.
– Я могу перезвонить в другой раз, - предложила я, - но мама сказала, что ты хотела мне что-то сообщить.
Бабуля надулась, недовольно пыхтя в трубку, я ждала, первой не выдержала старшая.
– Я тут гардеробную разбирала, - заявила она, чем повергла меня в шок.
Небольшое отступление, место, гордо именуемое бабулей «гардеробной» в простонародье имеет названия: кладовка, тещина, темнушка. Наше семейство ее называло кландайком. Года годами могла туда не заглядывать, и, соваться в это таинственное помещение было просто опасно, потому как на четырех квадратных метрах скопилось столько всего… Я как-то влезла туда под четким руководством бабули, нужны были сохранившиеся метрики для составления родового древа, жестяную коробку нашла практически сразу, правда пару раз чуть не убилась пока добиралась до цели. Уже на выходе вытащила пару старых альбомов со средней полки и на меня тут же свалилась деревянная прялка приличных габаритов, ранее привешенная к потолку и придавленная к стене альбомами, которые я вытянула.
Ценного, очень ценного антиквариата, в основном еще дореволюционного, хватило бы на пару КАМАЗов, но бабуля никак не хотела с ним расставаться, очень редко мне удавалось что-то выцыганить у нее для антуража собственных картин или иных целей, но основной груз так и лежал в кландайке. Что примечательно, хозяйка четко помнила, где какая коробчонка находится и что в ней схоронено. Потому я ооочень удивилась, после слов бабули и затаила дыхание, надеясь не вызвать ее гнев, глядишь отдаст что-то ценное мне в личное пользование. Я даже дыхание задержала, и все пальцы крестиком завязала, чтобы не спугнуть удачу. Бабуля, видимо, почувствовав мой меркантильный интерес, усмехнулась:
– Не то чтобы разбирала, достала одну коробку с корреспонденцией Василисы, думаю, что тебе она пригодится.
– А от кого письма? – немного разочаровалась я от того, что не стану счастливой обладательницей редких вещиц.
– От Антона.
– Чего пишет?
– Они не вскрыты.
– Да? – удивилась я.
Получается, что Антон Василису искал постоянно и вроде даже нашел, но она не хотела ни видеть, ни слышать его. И вот теперь представьте себя на ее месте, красивая молодая женщина с двумя малолетними детьми сбегает от мужа, наверняка без средств к существованию, хотя нет… Вещи в кландайке у бабули откуда-то же взялись, а действительно откуда там столько? Ну ладно, это не суть важно… Вообщем сбежала, оборвала все конца, но муж ее все же домогается либо просьбами вернуться, признаниями в любви, либо угрозами и скорой расправой. Вот вы бы разве не вскрыли хотя бы одно письмо, чтобы узнать чего хочет-желает супружник? Я, не задумываясь, открыла бы, иначе от любопытства умерла. А тут… Либо между ними все оговорено и решено было еще при совместной жизни, либо она уверенна в себе, своих чувствах, своих решениях, потому даже не интересно что муж хочет сказать. М-да, не простая эта Василиса.
– А если открыть? – предложила я бабуле, имея ввиду письма.
– А они не мне адресованы, - завредничала совсем по-детски Годислава Драгорадовна.
Так и хотелось спросить: «А нафига тогда я нужна была за тридевять земель?»
– М-м-м-м, - проглотила претензию, - ну ладно и чего делать?
Тут главное, чтобы инициатором идей была голова Годы.
– Я подумала…, - бабуля пожевала губу, это признак показного раздумия, - что ты тоже Василиса, и даже вроде как ее преемница, - опять причмокивание в трубку, я молчу, - вот ты и будешь открывать.
– Тогда пусть ждут меня. Не думаю, что там что-то срочное.
– Ну как знаешь. Как жених?
– Пока не завела.
– Ну-ну, через год-полтора на тебя вообще уже никто не взглянет, поэтому не особо привередничай.
– Спасибо, мне пора.
Василина в это время заканчивала разговор с мужжжем. Разговаривала спокойно, но щеки пылали яростью.
– Чего? – осторожно поинтересовалась я.
– Зоопарк!!! Ка-а-ак с этим человеком я жила? У меня такое ощущение, что это либо не я была, либо его подменили. Как? Как я не видела все это?!
– Васён, - посочувствовала я подруге, - просто ты меняешься, к тому же расстояние позволяет взглянуть по-иному и на ваши отношения и вообще на жизнь. Со временем все придет в норму.
– Ты знаешь, мне иногда страшно, что от той любви, что я испытывала к нему, камня на камне не остается. И что самое ужасное, я не хочу, чтобы оно приходило «в норму», я не хочу возвращаться в прошлую жизнь.
– Все будет так, как ты захочешь.
– Думаешь? – в глазах плескалась надежда.
– Это же только от тебя зависит, - обнадеживающе улыбнулась я.
– Мне, последнее время кажется, что ничего в этой жизни от меня не может зависеть. Кто-то, не знаю кто, решает все за меня, против меня, - расстроилась Василина, - я всегда хотела большую, дружную семью, с кучей ребятни, чтобы мы устраивали праздники за большим круглым столом, чтобы к нам приходили друзья. А семьи не получается. А всегда хотела, чтобы меня любили, обо мне заботились, а меня только используют и вытирают ноги. Всегда хотела быть свободной и писать в удовольствие, а мне ставят ограничения, загоняя в жесткие рамки сроков и обязательств.
– Васёёён, да брось ты, не все так печально.
– Лиса, - просипела подруга, - мне плохо, мне так хреново, словно нутрянку всю выворачивает, - по Васькиным щекам текли неожиданные для меня слезы.
Я смотрела на нее и поняла, что да – накипело, да – достало, да – надо выплеснуть. И дело, наверное, не только в быте, в муже, но еще и в Доменике. Протянула ей салфетку и попросила:
– Пореви, а?
Подруга с благодарностью уткнулась в льняную тканюшку, не сдерживая рыдания, народ с интересом и сочувствием поглядывал в нашу сторону. Когда всхлипы немного поутихли я тихонько спросила:
– Еще вина?
– Нет, не хочу. Чего Года сказала?
– спросила Васька, чтобы отвлечься от собственной жалостливой темы.
Я в подробностях с собственными мыслями передала наш разговор и Василина удивилась, желание жалеть себя испарилось моментально, глаза заблестели и по ее нейронам головного мозга понесся очередной сюжет.
– А она мне все больше и больше нравиться, - призналась писательница, - мне жутко интересно, что в тех письмах, и наверняка, где-то у Годы лежат письма от Марка.