Сидни Шелдон. Безрассудная
Шрифт:
Не питайте иллюзий. Соединенные Штаты по-прежнему намерены бороться с террористами, которые угрожают нашим гражданам и нашей безопасности, где бы мы их ни обнаружили и какой бы ни была мотивация, оправдывающая их действия. Безусловно, всегда найдутся те, кто будет нас за это критиковать, но это было и остается политикой нашей администрации. «Группу-99» нельзя назвать безобидной: это не борцы за свободу и не защитники бедняков, а террористы.
Мы по-прежнему уверены, что вместе с британскими коллегами обязательно отыщем мистера Дрекселя. А пока его похитителям следует понять: вам не убежать
Генерал-майор Фрэнк Дорриен в негодовании выключил телевизор. Лживость Хейверса потрясла его так, что даже зубы заныли. Разумеется, таковы почти все политики, но американцы врут виртуозно, они – мастера в деле искажения фактов.
До чего же он их презирает!
Мысли Дорриена перешли к Хантеру Дрекселю, журналисту, из-за которого сказано столько вранья. Соединенные Штаты могли оказаться в почти полной дипломатической изоляции ради человека, который не только сбежал от солдат, рисковавших жизнью ради его спасения, но, судя по всему, был типичным журналистом и думал только о собственном благополучии. Азартный игрок и неисправимый бабник, Хантер Дрексель уехал в Москву, оставив за собой шлейф разбитых сердец, разозленных редакторов и неоплаченных счетов. Такие, как он, не заслуживают спасения, не заслуживают, чтобы отважные, честные, верные солдаты рисковали ради них своей жизнью.
Генерал-майор Фрэнк Дорриен очень серьезно относился к понятию «верность» в любом его проявлении: верность семье, религии (Фрэнк воспитывался в католической вере и считал себя консерватором с большой буквы), своей стране, но превыше всего для него была преданность британской армии. За армию он, не задумываясь, отдал бы жизнь.
И не только свою…
В мире Фрэнка Дорриена каждый делает то, что должен, то есть выполняет свой долг, какую бы форму он не принимал. В последнее время долг повел Фрэнка в довольно неожиданном направлении. Ему пришлось принимать решения, причем не только сложные, но и неприятные, но ни разу он не усомнился в своих действиях. Он никогда не критиковал своих начальников, как и положено солдату.
Армия – это жизнь Фрэнка Дорриена, хотя у него была жена Синтия, которую он любил, были походы в оперу, выращивание роз, церковный хор и книги по истории Византии. Но все это лишь плоды на дереве под названием «армия». Без нее существование Фрэнка превратилось бы в ничто, в бессмысленный ряд дней без порядка, дисциплины и цели.
А какова цель таких, как Хантер Дрексель? Или таких, как «вольнодумцы» из «Группы-99», которые были омерзительными коммунистами еще до того, как начали безжалостно убивать? Или женщин вроде Трейси Уитни, воровки и мошенницы, которая по какой-то непостижимой причине вызывает восхищение у Джейми Макинтоша?
Фрэнк Дорриен уже не в первый раз задумался о безнравственном мире, в котором приходилось работать. О разведке. Никогда еще профессиональная деятельность не носила такого идиотского названия.
И все-таки долг зовет.
– Не хочешь выпить чашечку чая, Фрэнк? – раздался с кухни голос Синтии Дорриен, ободряюще нормальный и здравый.
– С удовольствием, милая.
Однажды все это закончится, и они смогут вернуться к нормальной жизни.
Алтея, тепло укутанная от резкого нью-йоркского ветра в длинную норковую шубу и такую же шапку, поблескивая на ослепительном зимнем солнце бриллиантовыми сережками от Тиффани, погладила рукой, обтянутой черной перчаткой, надгробный камень, ласково провела пальцем по буквам единственного выгравированного на нем слова: «Дэниел», – и прошептала:
– Он мертв, мой любимый. Боб Дейли мертв. Мы его достали.
Было очень приятно наблюдать на мониторе, как взрывается голова англичанина, только это не принесло Алтее облегчения, хотя она так на это рассчитывала. Вот и сегодня она пришла на могилу Дэниела в надежде обрести хоть немного покоя.
Не удалось.
Может, потому, что его здесь нет? Мраморная плита – это всего лишь памятник, под которым никто не лежит. Алтея не знала, где в действительности лежит ее возлюбленный Дэниел, да и похоронен ли он вообще. Они отняли у нее даже это утешение, как отняли все.
«Вот почему я не испытываю облегчения, – внезапно осенило ее. – Капитан Боб Дейли всего лишь начало. Я должна уничтожить их всех. Как они уничтожили меня».
Алтея не понимала, почему из ЦРУ до сих пор никто не позвонил Трейси Уитни. Жизненно важно, чтобы Трейси в этом участвовала, и ее сообщение на этот счет было предельно ясным. Чего же они ждут?
Если этот болван Грег Валтон не начнет в ближайшее время действовать, придется взять дело в свои руки.
Алтея искренне надеялась, что до этого не дойдет.
Ледяной ветер щипал за щеки, и, плотнее укутавшись в шубу, она направилась к ожидавшему ее лимузину.
Хорошо быть богатой.
Но еще лучше обладать властью.
Глава 5
Трейси Уитни смотрела, как мягко падают на землю снежинки за окном, и пришивала метки с именем сына на комплект его футбольной формы: «Николас Шмидт, 9 “Г”». Это уже второй комплект, который Трейси купила Нику после лета. Сын рос не по дням, а по часам, и к своим четырнадцати был уже выше Джефа.
Николас знал Стивенса как дядю Джефа, международного торговца антиквариатом и старого друга матери, и считал своим отцом некоего Карла Шмидта, немецкого промышленника, трагически погибшего во время катания на лыжах, когда Ник еще был в утробе матери. Эту историю Трейси рассказала ему и всем соседям в Стимбот-Спрингс, маленьком городке в штате Колорадо, где они жили почти пятнадцать лет. Но это была ложь: не было никакого Карла Шмидта, а Трейси родила Ника от Джефа Стивенса, мошенника и вора, одного из лучших в своем деле, хотя ей он все-таки уступал.
Отложив шорты, Трейси взялась за рубашку, тоже темно-синюю. Цвета команды будто специально подчеркивали цвет глаз Ника – пронзительно-синих, как у Джефа. Он также унаследовал атлетическое сложение отца, его густые темные волосы и неотразимое сочетание мужественности и обаяния, которое влекло к Джефу женщин, как мотыльков на свет. Трейси не видела его вот уже три года, с тех самых пор как спасла ему жизнь, вырвав из лап психически больного – бывшего агента по имени Дэниел Купер, но вспоминала о нем часто – всякий раз, когда Николас улыбался.