Сидр для бедняков
Шрифт:
— Пиф-паф, пиф-паф! — вдруг закричал он. — Пиф-паф! Sale flic! Смерть полицейским ищейкам! — И разразился потоком ругательств, которых Марта толком не поняла.
Она хотела было спросить, что это за негодяй-полицейский и в чем его вина, но тут одна из девочек подскочила к мальчишке и грубым, почти недетским голосом приказала заткнуться да еще надавала оплеух. Тот заревел благим матом, явно чувствуя в Марте поддержку. Остальные дети затеяли какую-то непонятную ссору. Марта оглянулась и увидела молодую женщину в короткой черной юбке: слегка склонив голову набок, она нервным жестом отбросила за ухо прядь волос. Вид у женщины был испуганный. Плачущий мальчик уткнулся в ее подол. Дети что-то закричали наперебой, а Марта с растерянной улыбкой пожала плечами. В эту минуту подоспела мадам Марешаль и еще издали начала пронзительным голосом отдавать распоряжения, смысла которых Марта не уловила. Отогнав ребят, старуха напустилась на молодую женщину. Марта вернулась в комнату.
Женщины поставили на плиту большой таз, доверху наполненный листьями.
— Что вы делаете? — спросила Марта, пытаясь улыбкой завоевать их расположение, но это не помогло.
— Сидр варим, — пояснила мадам Марешаль. — Сидр для бедняков.
Она смотрела на гостью твердым, спокойным взглядом, и вдруг губы ее скривились, обнажив плохо пригнанную искусственную челюсть, словно ей нравилось дразнить Марту. Потом она запустила руку в таз и вытащила горсть листьев.
— Feuilles de frene [8] , — медленно пояснила она своим надтреснутым голосом, отчеканивая каждое слово, как на уроке. — Кладу листья ясеня, добавляю дрожжи, обыкновенные хлебные дрожжи, потом можжевеловые ягоды и даю настояться. Получается вроде как сидр.
8
Листья ясеня (франц.)
— А яблоки вы кладете? — спросила Марта.
— Яблоки? Зрелые продаем, а падалицу, червивые и подгнившие, конечно, пускаем в ход. Их когда сваришь, они еще вкуснее. Oh, oui, bien sur, c’est tres bon, tout de meme. Allez! [9] Дай мадам попробовать, — приказала она молодой женщине, и та, скромно опустив глаза, поставила на стол перед Мартой бутылку и чистый стакан.
— Попробуйте, не пожалеете, — добавила хозяйка с неожиданно царственным жестом.
Светло-желтый напиток, холодный и кисловатый, слегка отдавал плесенью. После первых нерешительных глотков Марта допила остальное прямо с жадностью и, осушив один стакан, налила себе второй.
9
О да, конечно. Все равно очень вкусно. А ну-ка! (франц.)
— Очень утоляет жажду, — сказала хозяйка чуть приветливей.
По телу Марты разлилась приятная истома. Ей вдруг стало по-домашнему уютно в этой тесной, сумрачной, пропахшей дымом каморке, в окошко которой доносился аромат сухой земли, чуть смоченной дождем. Мадам Марешаль, подбоченясь, помешивала варево.
— Вон какой ветер. Вы думаете, будет гроза? — спросила Марта.
— Ветер еще ничего не значит. Гроза может пройти стороной.
Меблированные комнаты, которые снимали они с матерью, были обставлены крайне скудно. С хозяйской половины вечно несло вареной красной капустой и прочими запахами дешевой харчевни. На этом фоне Марта всегда и вспоминала мать: рано постаревшую, не щадившую себя, чтобы дать дочери то, чего сама в свое время была лишена — хорошую школу, серьезное образование, все, что помогло бы ей в будущем стать независимой.
«Я не из нежных матерей, — временами говорила она с горькой усмешкой, скрывавшей, как догадывалась Марта, непритворную любовь, — но я не допущу, чтобы твоя судьба стала повторением моей. Ты не должна зависеть от людей и унижаться из-за куска хлеба. Ради этого я и тружусь не покладая рук».
Марта с детских лет поняла, почему они вынуждены так жить, и уединенное, замкнутое существование совершенно не тяготило ее. Она посещала школу на другом конце города, в районе, где жили люди с достатком и где негласно дискриминировали выходцев из иной среды. Поэтому
По вечерам мать занималась делопроизводством для профсоюзов. Управившись с уроками, Марта садилась ей помогать: составляла повестки, надписывала на конвертах адреса. Позднее, во время оккупации, прибавилась и другая работа, например, изготовление трафаретов для размножения военных сводок. С той поры такие слова, как «право», «мир», «свобода», всегда ассоциировались для нее с резким запахом штемпельной краски. Стоит только зажмуриться, и Марта видит перед собой склоненную над столом седую голову мамы, отблеск лампы в ее очках, плотно сжатые губы и быстрые движения рук.
Марта не помнила себя романтической девицей. Готовилась к независимому будущему так, как солдат готовится к бою. По окончании университета при содействии товарищей, участников Сопротивления, получила стипендию для научной работы. Тогда она уже знала, что мама больна раком и медленно умирает на ее глазах, оставаясь до конца строгой и неподатливой, по-прежнему отвергая казавшиеся ей излишними заботы о себе. В последние месяцы ее жизни Марта ничем не умела облегчить ее страдания, единственное, что она могла, — это работать в комнате мамы над своей диссертацией по социологии. Оторвавшись от книг и справочников, она видела в кресле, а потом уже в постели обращенное к ней изжелта-бледное лицо матери.
Мадам Марешаль подняла голову, прислушалась. Потом прошла мимо Марты и распахнула входную дверь. Ветер будто того и ждал: как дикий зверь, учуявший добычу, ворвался он в комнату. Теперь и Марта услыхала далекое гуденье клаксона. Следом за хозяйкой она выбежала на улицу. Старенький «форд» приближался к дому, таща на буксире их машину; Рейнир держал одну руку на руле, а другую, с сигаретой, небрежно высунул из окна. Марта невольно расхохоталась. Сидр явно поднял ей настроение. И Рейнир, и она сама, и поломка машины, и гроза, и ветер, и вообще весь этот въезд в деревушку показались ей не более чем забавным приключением.
Выруливая к сараю, где уже столпилось несколько мужчин, Рейнир смерил ее возмущенным взглядом. Но Марта продолжала смеяться и махать ему рукой, будто приветствуя высокого гостя, прибывшего с важной миссией. В таком вот шутливом настроении она и встретила Рейнира, когда он немного погодя вошел в дом.
— Хочешь освежиться, у тебя, наверное, пересохло в горле?
— Что это за напиток? — сердито буркнул Рейнир.
Молодая женщина принесла чистый стакан и опять скрылась за дверью. Мадам Марешаль спокойно стояла у плиты и, не скрывая любопытства, смотрела на них.
— Спасибо, ваше здоровье! — сказал Рейнир, поднимая стакан.
— Vous etes chez vous [10] , — ответила она хмуро, что никак не вязалось с любезной фразой.
Комната мало-помалу наполнялась терпким запахом сидра.
Марта и Рейнир вышли на улицу. Чуть посветлело. Грозовые тучи ушли, мгла рассеялась, и небо было равномерно серого цвета. Машина Рейнира стояла под навесом возле распахнутых дверей сарая, где были сложены поленницы дров и части сельскохозяйственных орудий, а вокруг машины на корточках сидели Марешаль и еще несколько пожилых мужчин. На вопрос Рейнира, удалось ли им обнаружить причину аварии, Марешаль только выразительно махнул рукой.
10
Будьте как дома (франц.)