Сигнал сбора
Шрифт:
— Гарт, твой младший, — прошептал он и повернул коня прочь.
Музта отошел от своих приближенных в сторону, и даже Кубата не пошел за ним. Глядя на садящееся солнце, Музта молился, чтобы самый любимый из его сыновей пересек небеса, не страшась демонов, и нашел покой в царстве света. И кар-карт тугарской орды плакал в одиночестве.
— Как ты боялся, Эндрю, так и случилось, — сказал Ганс, стряхивая капли дождя со своей накидки и садясь за грубо сколоченный стол. Кроме койки, двух стульев и этого стола, другой мебели в штабной палатке не было.
— Они обошли нас справа. Примерно в тридцати милях вверх по течению.
— Хотел бы я, чтобы мы могли его прикрыть, — мрачно произнес Эндрю. — Но тогда наша армия оказалась бы разделенной. Если бы они атаковали нас здесь, то подразделения выше по реке были бы отрезаны.
— Ну что ж, к тому времени, когда они доберутся сюда, пройдет еще дней пять, а мы ведь для того все это и затеяли.
— Это все за счет трех сотен мертвых и почти семисот раненых. Это десять процентов, Ганс, — мрачно ответил Эндрю. — От Первого Суздальского полка остался только скелет.
— Но теперь у нас есть дополнительно полторы тысячи мушкетов и пятнадцать новых артиллерийских орудий, — невозмутимо заметил Ганс. — Это стоит таких жертв.
— Который час? — спросил Эндрю.
— Почти полночь.
— Если они совершат переход сегодня ночью, то могут оказаться у нас на флангах уже к полудню, — сказал Эндрю задумчиво, разглядывая схематично составленную карту, разостланную на столе. — Ладно, через два часа мы сворачиваем наши позиции здесь и отводим наши силы на пять миль, вот сюда. — Он показал на карте большую поляну, которая на севере сливалась с полями, на западе была ограничена рекой, а на востоке густым лесом.
— Можем ли мы рисковать, давая сражение на открытом пространстве? — усомнился Ганс. — У нас еще много часов до их прихода — окопаемся в деревне и поставим орудия колесо к колесу. Задержим их до ночи, а затем отойдем к следующей деревне. — Он посмотрел на карту.
— К Тиру. Мне нужно послать сообщение Калину, чтобы он привел несколько тысяч рабочих и они выкопали там позиции для нас.
Ганс встал и затем, будто против воли, спросил:
— Ты понимаешь, что, если они обойдут нас с флангов, мы потеряем все?
— Нам нужно выиграть время, — сказал Эндрю устало. — Я знаю, что это рискованно, но, Бог свидетель, нам позарез нужно время.
— Дивизионы, огонь!
Пятьдесят орудий, стоя почти колесо к колесу на линии в сотню ярдов, стреляли одновременно, очищая поле от тугар, ломая ряд за рядом еще до того, как они успевали приблизиться на пятьдесят ярдов из отдаленного леса. Перегруппировываясь, атакующие двигались вперед, подбадривая себя дикими воплями и улюлюканьем.
— Заряжай картечь!
— Дави их в лепешку, вот что я скажу! — вскричал О’Дональд. — Ей-богу, не видел ничего подобного с тех пор, как мы отбили атаку Пиккета!
Верхом на коне, Эндрю смотрел в бинокль. Это была пятая атака, отраженная ими менее чем за три часа. Только один раз тугарам удалось приблизиться настолько, чтобы воспользоваться луками. С реки орудия «Оганкита» оказывали поддержку своим огнем, простреливая поле под углом и внося свою лепту в побоище.
Лес справа дымился — там, где тугары, продвигаясь все дальше и дальше, пытались подобраться к их флангам. Там была уже целая суздальская дивизия, и туда же перемещалась еще одна бригада, чтобы встать углом.
О’Дональд возбужденно осматривал свои укрепления и наблюдал, как один за другим командиры батарей и орудийных
О’Дональд выбросил сжатую в кулак руку:
— Дивизионы, огонь!
Тысячи чугунных ядер сметали все на своем пути Эндрю отвернулся, его затошнило, когда ряды наступавших исчезли, будто их не было. Атака захлебнулась; тугары, развернувшись, стали отступать.
— Заряжай ядрами! — закричал О’Дональд.
— Дай им уйти, — спокойно сказал Эндрю.
— Этим мерзавцам-людоедам?! Мы же можем уничтожить еще какое-то количество их! — возмутился О’Дональд.
— Тем не менее они храбрые воины. Ради Бога, мы же разбили их. К тому же, — торопливо добавил Эндрю, — нам нужно экономить боеприпасы.
Поглядев на запад, Эндрю с облегчением увидел, что через час уже начнет темнеть. До сих пор тугары не проявляли желания сражаться ночью. Он подождет пару часов и выйдет из боя первым, чтобы отойти к Тиру и завтра продолжать удерживать их.
Сатанея от ярости, Кубата скакал по усыпанному трупами полю. Пять дней их держали у брода. А каждый из следующих пяти дней проходил одинаково. По утрам людей не было видно. Тугары строились в ряды, отправляли разведчиков, а затем еще одна деревня оказывалась у них на пути, и густые леса мешали их правому флангу, а река с этим проклятым боевым кораблем мешали левому. «Но мы, по крайней мере, узнали, на что способно их оружие на колесах», — подумал он мрачно. Его самого однажды чуть не убили с расстояния в четыреста шагов; воину, стоявшему рядом с ним, снесло выстрелом голову. Наступать на них в лоб — безумие.
Дважды они посылали Тулу с вечера в засаду. Просидев в засаде всю ночь, при утреннем свете он бросался в атаку и обнаруживал, что враг опять ушел.
Кто бы ни был этот человек, он ему нравится, подумал Кубата мрачно. Хорошо бы взять его живым, из него получился бы хороший любимец, с которым, несомненно, стоило бы поговорить. Возможно, его даже можно будет научить прислуживать. Но если даже его не возьмут в плен, то, может быть, надеялся Кубата, удастся отведать его мозгов и сердца.
Повернувшись в седле, Кубата мрачно уставился на Алема:
— Шаман, меня не волнует, останутся ли ночные духи довольны, или огорчатся, или будут визжать от ярости. Я хочу, чтобы эта армия выступила сегодня ночью.
Алем мрачно покачал головой:
— Тугары не скачут верхом по ночам и не сражаются. Это навлечет на нас проклятие.
— Тогда скажи своим сподручным, лепечущим всякий вздор, что ты разговаривал с небесами и они обещали тебе не проклинать нас.
Священнослужитель сидел молча, скрестив свои длинные волосатые руки.
— Послушай, шаман. Ты знаешь, и я знаю, что твоя сила — это просто обман. Старые обычаи живут, когда все соблюдают их, и поэтому, сражаясь с мерками, или узбами, или какими-либо людскими племенами, тугары всегда хотели, чтобы все происходило при свете и все видели бы доблесть нашего оружия. Но сейчас мы сражаемся с людьми, для которых слава не главное. Я не хочу снова напрасно терять своих воинов таким образом. — Он кивнул на сотни тел, чьи силуэты напоминали каких-то призраков в бледном сиянии двух лун. — Люди отходят и успевают подготовиться. Даже сейчас я уверен, что с той стороны поля, — он указал на юг, — они уходят. Завтра утром они будут в следующей деревне, и нам придется пробиваться через два узких прохода между холмами. Если позволить им собрать там свои силы, мы заплатим тысячами жизней, чтобы проложить себе путь.