Сила безмолвия
Шрифт:
Я заметил, что в этот день либо его указания и изложение были неясными, либо я был набитым дураком. Я вообще не улавливал линии его размышления. Он жестко ответил, что мое замешательство значения не имеет, и настаивал, что единственно возможной вещью будет мое понимание того, что только контакт с духом может вызвать любое передвижение точки сборки.
— Я уже говорил тебе, что нагваль является проводником духа, — продолжал он, — и поскольку он тратит всю свою жизнь, безупречно определяя заново звено, связующее его с «намерением», поскольку он обладает большей энергией, чем обычный человек, он может позволить духу выражаться через него. Поэтому первой вещью, которую переживает обучающийся магии, является перемещение
Я сказал ему, что его утверждения беспокоят меня, поскольку они противоречат тому, что я с болью научился воспринимать через личное переживание: что повышенное сознание было реальным, хотя и необъяснимым маневром, выполняемым доном Хуаном, с помощью которого он манипулировал моим восприятием. В течение многих лет нашего общения он время от времени заставлял меня входить в повышенное сознание, хлопая меня по спине. Я указал на это противоречие.
Он ответил, что хлопки по моей спине были скорее приемом ловли моего внимания и устранения сомнений в моем уме, чем действительным маневром манипуляции моим восприятием. Он заметил, и довольно серьезно, что мне повезло в том, что он простой человек без странного поведения. Иначе вместо простых приемов я должен был бы переносить эксцентричные ритуалы перед тем, как он освободил бы мой ум от сомнений, тем самым позволяя духу передвинуть мою точку сборки.
— Чтобы магическое настигло нас, мы должны изгнать из наших умов все сомнения, — сказал он. — Когда сомнений нет — возможно все.
Он напомнил мне событие, очевидцем которого мне довелось быть несколько месяцев тому назад в городе Мехико, и которое я находил непонятным до тех пор, пока он не объяснил мне его, используя парадигму мага.
Я оказался свидетелем хирургической операции, которую выполняла известная целительница. Пациентом был мой приятель. Целительница, оперируя его, вошла во внушительное состояние транса.
Мне удалось заметить, что, используя кухонный нож, она вспорола ему брюшную полость, обнажив пупочную область, отделила его больную печень, промыла ее в ковше со спиртным, вложила назад и закрыла бескровное отверстие простым нажатием своих рук.
В полутемной комнате было полно людей, и все они были свидетелями операции. Некоторые из них, как и я, с интересом наблюдали. Другие, по-видимому, были помощниками целительницы.
После операции я вкратце переговорил с тремя наблюдателями. Все они были согласны, что видели такие же события, что и я. Когда я обратился к своему приятелю-пациенту, он рассказал мне, что чувствовал операцию как тупую, постоянную боль в животе и палящее ощущение в правом боку.
Обо всем этом я рассказал дону Хуану и даже отважился выдвинуть циничное объяснение. Я сказал ему, что полумрак комнаты, по моему мнению, идеально подходил для всех проявлений ловкости рук, которой и объяснялось зрелище внутренних органов, вынутых из брюшной полости, и промывание их в спиртной жидкости. Эмоциональный шок, вызванный внушительным трансом целительницы, который я воспринимал как надувательство, помог создать атмосферу почти религиозной веры.
Дон Хуан тут же заметил, что это циничное мнение, а не циничное объяснение, так как оно не объясняет того факта, что мой приятель действительно выздоровел. Потом дон Хуан предложил другую точку зрения, основанную на знании мага. Он объяснил, что событие опирается на тот замечательный факт, что целительница могла передвигать точки сборки определенного числа людей в ее публике. Единственным надувательством — если это можно называть надувательством — было то, что число людей, находящихся в комнате, не должно было превышать числа, с которым она могла справиться.
Но впечатляющий транс и сопутствующая театральность, по его мнению, были или хорошо продуманными приемами, которыми целительница пользовалась для ловли внимания присутствующих, или бессознательными маневрами, подсказанными самим духом. Чем бы они ни были, это были наиболее уместные средства, с помощью которых целительница могла способствовать развитию единства мышления, необходимого для устранения сомнений из умов присутствующих людей и введения их в состояние повышенного сознания.
Когда она разрезала тело кухонным ножом и вынимала внутренние органы, это не было ловкостью рук, подчеркнул дон Хуан. Это были настоящие события, которые, протекая в повышенном сознании, находились за пределами повседневного здравого смысла.
Я спросил дона Хуана, как целительнице удавалось перемещать точки сборки тех людей, не дотрагиваясь до них. Он ответил, что сила целительницы, дар или колоссальное достижение, служили как проводник духа. Точки сборки передвигал дух, а не целительница, сказал он.
— Я объяснил тебе тогда, хотя ты не понял ни слова, — продолжал дон Хуан, — что искусство целительницы и сила очищали умы присутствующих от сомнений. Совершая это, она могла позволить духу перемещать их точки сборки. Когда же точки перемещались, становилось возможным все. Они входили в область, где чудеса банальны.
Он категорически утверждал, что целительница определенно была магом, и что если я попытаюсь вспомнить операцию, я найду, что она была безжалостна с людьми вокруг нее и особенно с пациентом. Я повторил ему, что с легкостью могу вспомнить весь ход операции. Я помню, как высота и тон ровного, женственного голоса целительницы внезапно изменились, когда она вошла в транс, и слышался дребезжащий, низкий мужской бас. Этот голос сообщил, что дух воина доколумбийской эпохи овладел телом целительницы. После сообщения осанка целительницы резко изменилась. Она стала одержимой. Она, по-видимому, абсолютно не сомневалась в себе и провела операцию с полной уверенностью и непоколебимостью.
— Словам «уверенность» и «непоколебимость» я предпочитаю слово «безжалостность», — заявил дон Хуан, а затем продолжил: — эта целительница была безжалостной, создавая надлежащую обстановку для вмешательства духа.
Он утверждал, что события, такие как эта операция, трудно объяснимы, хотя на самом деле они очень просты. Они трудны, когда мы по собственному настоянию размышляем о них. Если же о них не думать, все встанет на свои места.
— Но это действительно абсурдно, дон Хуан, — сказал я.
Я напомнил ему, что он требовал серьезности размышления от всех своих учеников и даже критиковал своего учителя за то, что тот не был хорошим мыслителем.
— Конечно, я настаиваю, чтобы каждый, кто находится рядом со мной, размышлял ясно и понятно, — ответил он, — и я объясняю каждому, кто захочет меня выслушать, что единственный способ думать ясно и понятно заключается в том, чтобы не думать вообще. Я очень прошу тебя понять это отрицание магов.
Я громко запротестовал против запутанности его утверждения. Он засмеялся и начал высмеивать мою необходимость защищать себя. А потом еще раз объяснил, что для мага существует два типа размышления. Первый был обычным повседневным размышлением, которое управлялось нормальным местоположением точки сборки. Это беспорядочное размышление не отвечает действительным нуждам человека и оставляет огромную неясность в его голове. Другой тип является точным размышлением. Оно функционально, экономично и оставляет необъясненными очень мало вещей. Дон Хуан заметил, что этот тип размышления преобладает тогда, когда точка сборки передвинута. Или по крайней мере, повседневный тип мышления, прекращаясь, позволяет перемещаться точке сборки. Поэтому видимое отрицание вообще не является отрицанием.