Сила крови
Шрифт:
— Побер-регись! — рявкнул Корвин.
Крылья его сомкнулись надо мной спасительным куполом и приняли на себя удар, мягко пружиня.
— Какого хрена? — крикнул я.
— Опять проголодался. Нужно поторапливаться…
С жутким и угрожающим рокотом из-за угла начали выкатываться стальные диски — «блины» для штанги. Они замирали у стены, выстраиваясь в шеренгу и разворачиваясь в нашу сторону.
— Нож есть?
Я протянул руку. Мой проводник молча вложил в него «выкидуху», которой я и полоснул себя по ладони. Размахнулся, и алые
— Жрите, не обляпайтесь.
— Надолго это их не задержит, — предупредил Корвин, — Так что… побежали!
И мы побежали.
Чехарда сменяющихся интерьеров прекратилась, так что мы бегали по обычным тускло освещенным коридорам, в которых стояли скамейки да разнообразный спортинвентарь. Изредка мы выскакивали то в раздевалки, то в душевые, то к боксерским рингам или очередным бассейнам да «качалкам»…
— Это он так намекает, что мне не мешало бы заняться спортом, да? — на бегу выдохнул я.
— Хочешь спросить его об этом? Налево!
И мы свернули налево за секунду до того, как из-за правого поворота вылетели и ударили в стену шары для боулинга. Ну или что-то похожее на них по размеру и форме: оглядываться и рассматривать эти «снаряды» лично у меня не было никакого желания.
Судя по таймеру, в Лабиринте мы провели около пятнадцати минут.
Мне же показалось, что часа два, не меньше.
В реальном же мире прошло шесть с половиной минут.
— Все, конечная, — шумно выдохнул Корвин, распахивая передо мной металлическую дверь, — Девочки вперед!
Спорить я с ним не стал и выскочил наружу.
И оказался… в музее!
Глава 4. Ограбление по-мутантски
Следом за мной шумно дыша вывалился Корвин, а за ним… Моя швабра-дубинка!
— Смотри-ка, — скривился человек-ангел, — Не переварил-таки.
— В смысле?
— Обычно то, что оставляешь в Лабиринте, в нем и исчезает. Иногда потом эту вещь или ее подобие можно встретить в какой-нибудь комнате, но чаще они пропадают бесследно. Люди, кстати, тоже. В общем, в качестве тайника или тюрьмы его использоваться невозможно.
— А как же моя швабра?
— Видать, он ее принял за твой дар и побрезговал. Или не стал трогать из уважения и симпатии.
— Короче, ты и сам не знаешь, — подытожил я.
— Алле, Уборщик! Это Лабиринт! Одушевленный комок подпространства, питающийся чужими воспоминаниями — на всей нашей планете не найдется умника или психа, способного понять, что там творится у него в голове.
— В шкафу.
— Чего?
— Сомневаюсь, что у него есть голова. Скорее, эту функцию выполняет огромный шкаф. Или старая трансформаторная будка…
До Корвина не сразу дошло, что я шучу. Трезвый, он вообще был не особо приятным собеседником и изрядно подтормаживал, в плане юмора так особенно.
— Мы будем грабить, или ты эту пробежку устроил просто для развлечения? Мне, между прочим, чуть голову шаром для боулинга не снесло!
— Так мы вроде как уже, — мой напарник обвел рукой вокруг, — Вот, выбирай.
— Выбирать что?
— Небольшое, дорогое и не слишком известное. Картины и королевские драгоценности не годятся. Еще не хватало лишить потомков культурного наследия. Всякого рода тряпки, ордена и регалии тоже — Лабиринту они не нравятся. Можно брать оружие, драгоценности и всякую бытовую мелочевку, украшенную камнями и золотом.
— А мы вообще где?
— Музей. Кажется, французский. Здесь хранятся подлинники, реставрацией которых занимаются специалисты. Есть еще мастерская, в которой делаются копии для выставок.
— Яйцо?
Я взял в руки вытянутую сферу из чистого золота, которую украшало крохотное дерево с сидящей на нем птицей. Сбоку находились небольшие часики.
— Сломано? Часы стоят…
Я потряс яйцо.
— Эй, ты чего творишь? Знаешь, сколько это стоит? Это же работа самого Фаберже!
— Да? А чего такое маленькое? Мне казалось, что они громадные, поэтому и стоят такие деньжищи…
— Лучше бы я Сиракузца уговорил, честное слово, — едва слышно пробормотал Корвин.
— Так что, берем его? Небольшое, золотое и камнями украшено — под твое описание вполне себе подходит…
— Я же сказал: не трогать ничего, имеющего культурно-историческую значимость!
— Да как тут поймешь, что имеет, а что нет? Я думаю, что надо было грабить какой-нибудь ювелирный магазин. Алмазы дорогие, а весят мало и места почти не занимают — чем тебе не «билеты» в Лабиринт?
— Ты знаешь, сколько на самом деле стоят алмазы?
— Понятия не имею.
— Даю намек: ни-ху-я. Иногда крупные ювелирные компании устраивают распродажи-лотереи, ровно на один час скидывая цену на некоторые свои изделия до одного бакса. На те камушки, что в каталоге стоят в пяти- и шестизначные суммы. В долларах.
— Это как?
— А вот так. За месяц добывается камней столько, что человечеству на несколько лет хватит. Часть их уходит на промышленные нужды, причем оцениваются они как сырье, за килограмм веса. И точно такие же камни идут в ювелирные мастерские, внезапно вырастая в цене на несколько нулей — уже за штучку. Но большая часть просто валяется в хранилищах…
— Зачем?
— Чтобы весь этот мыльный пузырь не лопнул. Больше девяноста процентов стоимости алмазов — это не сам камень и не его огранка, а банальная реклама и маркетинг. Например, черные и коричневые алмазы раньше считались отходами и шли на изготовление стеклорезов и тому подобных инструментов. Но за последние годы благодаря целенаправленной рекламе, их цена взлетела раз в двадцать-двадцать пять. А после огранки — еще вдвое-втрое. И мутный камень, за которым когда-то даже нагибаться было лень, внезапно становится украшением каждой второй ювелирной коллекции у ведущих кампаний.