Сила присутствия
Шрифт:
Наверное, так оно и есть. Сейчас весь регион живет в кратере. Хрен знает, когда случится извержение, но судя по тому, как земля шатается, – уже скоро. Недолго осталось.
Долганову смешно было вспоминать себя, задроченного российского офицера, стоящего на ковре у полкана. Тот был неплохой в общем-то мужик, но немного того. Клинило его. После Чечни он угодил на пенсию. Прислали другого. Этот жил по простым правилам: дави тех, кто ниже, и лижи зад тем, кто выше.
Такое было хуже крика и мата. Оглядываясь назад, Долганов просто не
Долганов сильно поднялся на контрактах, купил дом в Берлине и сдавал в нем квартиры. Но в Дубае он жилье снимал и до сих пор не приобрел ничего своего, хотя возможности были, причем немалые.
Почему? А сами как думаете?
Вы полагаете, что все вот эти краны, блестящее стекло, ровные, как стол, дороги и вечное лето – это все навсегда, что ли? Никогда и ничего не изменится? Можно будет продать квартиру в опостылевшей России, купить здесь апартаменты и тихо и спокойно радоваться жизни, ежедневно ходить на пляж, тратить деньги, которые удалось урвать и вывезти?
Господи, какие же вы простаки?! Таких еще поискать!
Вы видели тех, кто строит все эти небоскребы, живет в палатках, хибарах из деревянных реек и полиэтилена, моет машины, открывает двери в отеле, прислуживает? Туземцы, пакистанцы, сомалийцы. Как думаете, сколько их? Не считали? А очень даже напрасно.
Их легион… во всяком случае, намного больше, чем нас. И что они думают про белых людей с деньгами? Не знаете? А вы напрягите головы. Вспомните и о том, что за богов они почитают, каких духовных лидеров слушают. Прикиньте, что будет, когда сдвинутся какие-то невидимые тектонические пласты геополитики и их духовные лидеры скажут: «Теперь можно».
Думайте, в общем. Пока не поздно.
Таксист оказался черным, явно из Сомали. Но английский он знал и машину вел вполне себе умело.
В порту Долганов вышел, расплатился долларами, самой любимой здесь валютой, и медленно пошел к пристани.
– Влад!
Он обернулся. Ганиев, он же Тат, спешил к нему.
– Салам, брат!
– Салам!
Они уже столь привыкли к местным реалиям, что даже между собой общались на арабском, лишь иногда переходя на русский.
– Ты как?
– Хвала Аллаху, жив остался в Ливии.
– И как там?
– Трындец полный! – Те люди, которые имели с этим дело напрямую, в выражениях обычно не стеснялись. – На этих козлов Сталина не было!
– У них Каддафи был. Один хрен.
– Нет, не один. Этих бандерлогов пора каждого второго расстреливать. Чтобы оставшиеся боялись. В них страха ни хрена нет, чуть что – автомат в зубы и на улицу. Благодарности тоже нет. Мы в Бенгази сидели, там дома были брошенные, я зашел в один. Сто двадцать метров, терраса крытая! Все это им бесплатно выдавалось. Как женился, так тебе от государства такие хоромы. А эти в благодарность!.. – Татарин просто кипел от бешенства.
– Брось. Ты местных знаешь.
– То-то и оно.
– У нас Вин главный?
– Ага. Лазарь всегда своих ставит.
– Мужик дельный вроде. Он где?
– А вон сидит. Пиво пьет.
– Тут что, и пиво есть?
– Ага. Африканское, из сорго, еще египетское.
– И как?
– Дрянь.
Они зашли в бар, самый обычный, такой есть в любом порту мира, даже в мусульманском. Винник, он же Вин, махнул им рукой.
– Салам!
– Салам!
Они присели.
– Что по заказу? Лазарь растолковал?
– Племенная зона. Тот еще зверинец. Вы знали, на что подписывались.
– Да, знали. Но зона эта – она разная бывает. Мы там с добром или как?
– Пока хрен знает. Но оружие брать.
– Значит, не с добром.
– Серб пойдет с нами.
– Гаврила?
– Он самый.
Такое прозвище у серба было, видимо, в честь Гаврилы Принципа, того самого, который стрелял в австрийского эрцгерцога в Сараево, из-за чего впоследствии и приключилась досадная мелочь – Первая мировая война.
Тат выругался.
– Тогда точно кранты. С ним и нам бошки отрежут.
– Не каркай.
– Он, кстати, известный персонаж, я про него в Ливии слышал. Гаврила одного деятеля там исполнил, из племенных. Его могут опознать.
– Сказано, не каркай!
Вин посмотрел на часы.
– Где стволы берем?
– На Созвездии, где же еще.
– Али продаст?
– А чего ему не продать?
– А дальше?
– Конечный пункт Пешавар, это все, что я знаю. Дальше Лазарь распорядится. Там надо каких-то хануриков освободить. Силой или выкуп передать – это я не в курсе. Видимо, на месте старшие решат…
– Силой. В Зоне племен? – не унимался Тат.
– Ты что, сдрейфил?
– Одну жизнь живем. Ты бы проговорил с Лазарем этот вопрос. Если туда надо с боем соваться, пусть доплатит.
– А сотка – за красивые глаза?
– Нет, конечно. Но ты знаешь, что там творится.
Вин хлопнул ладонью по столу.
– Поговорю.
– Что по документам прикрытия? Пути отхода? – спросил обстоятельный Влад.
– Документы у каждого свои. Надеюсь, вы их не забыли. Отход… в принципе мы с Лазарем эту тему не обсуждали, но думаю, что не великая проблема. Дошел до крупной дороги, где конвои ходят – считай, спасен. Туда не сунутся.
– Зайди в Сеть, глянь, как эти конвои горят. Кстати, а с пакистанцами дело согласовано? Или мы рискуем приземлиться на местной зоне лет этак на двадцать?
– Детские вопросы задаешь.
– Да как сказать…
Вин посмотрел на часы.
– Ладно, пошли. Мы прождали, сколько сказано, пусть теперь сам.
Они вышли на улицу. Жара, духота. Хорошо, что дождя нет. Тут, у самого моря, они такие. Либо их нет, либо это ливень.
– Справа!.. – сказал Влад.
К ним, широко улыбаясь, шагал серб с рюкзаком за плечами.