Силецкий Малюта

Неизвестно

Я снова вспомнил свой недавний сон - «сон в руку», отчего-то всплыло в голо­ве, - и, улучив момент, когда Малюта замер на секунду, чтоб передохнуть, сказал ему негромко, но значительно:

– Я хотел бы с вами побеседовать кое о чем.

Он обернулся ко мне, и глаза его впились в мое лицо.

Я думал, что он грубо огрызнется или вовсе не ответит, но он вдруг произнес, махнув рукой:

– Порядок. Обождите там. Сейчас приду.

И вновь его топор с паскудным хряпом раскроил мясистую коровью ляжку.

Дошла моя очередь, и я получил

свой кусок.

Я пробился сквозь толчею к дальнему концу прилавка и стал ждать.

Малюта заметил меня, ободряюще кивнул, как бы говоря: «Ништяк, приятель, всё - путем», однако подошел только минут через пять.

– Ну, чего?
– спросил он хриплым, неприятно качающимся голосом.

– Значит, вы - здесь?
– брякнул я, сам поражаясь всей нелепости собственных слов.

– А где же мне быть?
– усмехнулся Малюта.

– Ну, как - где? Там, где положено. где должны быть. Как бы это объяс­нить.

– В тюрьме, что ли?

– Да господь с вами! Просто я.

– Так что вам надо?

– Побеседовать.

– О чем?

– Ну.
– я сделал неопределенный жест рукой, как бы охватывая некое про­странство.

– Ясно, - сказал Малюта.
– Сейчас не могу. Людей много. Попозже. Вечером, к примеру. Подойдет?

– Да-да, конечно.

– Где? Не люблю общаться на морозе.

– Понятное дело. Ну, хотя бы в ресторане «Москва». В девять вечера, у входа. Хорошо?

– Лады, - кивнул Малюта и вернулся назад, к топору.

И - ни малейшего намека на недоумение, на удивление. Как будто эдак вот - чуть ли не каждый день - люди из очереди приглашали его в ресторан.

Я еще сам не понимал, с какою целью, чего ради все это затеял, что мне надобно от этого, по сути, незнакомца - да и почему он непременно должен быть Малютой, в самом деле, мало ли каких похожих персонажей наших снов потом мы видим наяву?!
– нет, право, поделись я с кем-нибудь сомнением, как пить дать, засмеют, и это в лучшем случае; по совести, я сам отлично сознавал, насколько все условно и нелепо, но иначе я не мог, проклятый сон не выходил из головы - и вдруг такая встреча?
– как тут устоять?! Хотя, если подумать хорошенько, - вздор сплош­ной.

Однако я был голоден и все свои смятения резонно приписал тоске опустошен­ного желудка.

И в конце концов, решил я, даже если это не Малюта, а вполне обычный чело­век, ничем не знаменитый и к истории ни сном ни духом не причастный, - бог с ним, погуляю вечерок в его компании, а там, глядишь, и блат в мясном отделе заимею или просто буду временами вспоминать, подсмеиваясь над своей не в меру разыгравшейся фантазией; и человеку тоже будет, надо полагать, приятно - ведь, не­бось, не регулярно, изо дня в день, вот так-то, на халявку, в «Москву» ходит, оттого, глядишь, и добрым словом невзначай помянет - в общем, кончится все складно, по-людски.

Вечером я надел выходной свой костюм неведомо какого, но приятного для глаза цвета, напялил белую крахмальную рубашку с интересным галстуком - пода­рок

к дню рожденья, да все не случалось повода на людях щегольнуть - и на метро поехал в ресторан.

Еще издали я заметил у входа Малюту - тот стоял в старом осеннем пальто, под­няв воротник и нахлобучив на самые брови истертую солдатскую ушанку, и время от времени резко притоптывал, не давая замерзнуть ногам.

– Добрый вечер. Я, кажется, не опоздал?
– сказал я, приблизясь к нему.

– Добрый, добрый, - ответил он.
– Порядок.

И мы шагнули в вестибюль.

Гардеробщик подозрительно оглядел Малюту с ног до головы, но ничего не сказал и принял у него пальто с засунутой в рукав шапкой, брезгливо подцепив истрепанную петлю вешалки одним безымянным пальцем.

Малюта, нимало не смущаясь, сообщил внезапно в вестибюльное пространство: «Ох, и натопили!..», расстегнул засаленный ворот выцветшей ковбойки, сдвинув вниз такой же присаленный узел бежевого галстука, достал из кармана залоснивше­гося на локтях пиджака готовую самокрутку зверских размеров и закурил, пахнув едким дымом в лицо гардеробщику, когда тот вернулся с нашими номерками.

Короче, Малюта, мой ненаглядный и беспечный спутник, пусть и по-своему, но уже - «гулял».

И пошли мы с Малютой Скуратовым, рука об руку, вверх по мраморной белой лестнице, чтобы чуть не в поднебесье, на последнем этаже, под сводами огромного, тоже отделанного мрамором, зала, шумного, бестолкового и потому похожего на вокзал, договориться о чем-нибудь - о чем же, в самом деле?
– мы пошли и сели с ним за столик в углу, а мимо нас скользили наглые официанты, туда-сюда мотались люди, взбудораженные музыкой и всяческим питьем, плыли клубы дыма, и мы рас­творились среди этой суеты, исчезли из обыденного мира - для всех остальных, как, впрочем, и для бойкого официанта, лишь только он принял от нас заказ.

– Так вы хотели говорить со мной?
– спросил Малюта, и я увидел рядом с со­бой его лицо, рябое и насмешливое, и глаза его, холодные и пустые, как осколки бутылочного стекла, вправленные в чуть дрожащие, красные веки.
– Г оворить. Я попусту трепаться не люблю.

– Кто вы?
– сказал я тихо, но мне показалось, что слова мои загремели над миром и все люди - и те, что сидели вокруг, и те, что были за тысячи верст отсюда, - разом обернулись и засмеялись мне в лицо, глумливо и презрительно: «Глупец, и ты не знаешь?!.»

– Для чего спрашивать, не понимаю, - откликнулся Малюта и пододвинул мне грязный стакан с водкой.
– Выпьем за наше здравие.

Мы чокнулись и выпили.

Малюта крякнул, утер рукавом рот и, не жуя, проглотил солененький огурчик. Потом налил по новой и перекрестил стаканы, что-то бормоча себе под нос.

– Вы - Малюта!
– громким шепотом выкрикнул я, уже не колеблясь ни секун­ды.

– Вестимо. Малюта Скуратов-Бельский - так-то будет точно. И красиво.

– Зачем вы здесь?