Сильнее бури
Шрифт:
Сверля дочь горящими глазами, Муратали спросил свистящим шепотом: .
– Долго это будет продолжаться, бесстыдница?
– О чем вы говорите, отец?
– Не притворяйся! Сколько раз я тебе твердил: не путайся с Керимом, не приведет это к добру! А об тебя слова, как горох о стену! Ты все норовишь сделать по-своему! Вот и дождалась… И я дождался на старости лет!
– Объясните, отец,'в чем дело.
– Не притворяйся, ты знаешь, о чем моя речь! Вы стали посмешищем всего кишлака! Сплетни облепили вас,
– А чем вам не по душе Лейли и Меджнун, отец?
Хладнокровие дочери, в котором были и насмешка и строптивость, еще больше разозлило Муратали.
– Мне не по душе твои шашни! Я не хочу, чтобы ты покрыла позором мою седину!
Михри стояла перед отцом бледная, решительная. В ее хрупкой фигурке, стройной и ладной, чувствовалось напряжение, как у туго натянутой струны. На переносице темнело упрямое пушистое пятнышко. Михри любила отца, была послушной дочерью, но он сам учил ее ненавидеть клевету, несправедливость й ложь. Ей больше невмоготу стало терпеть его вздорные, несправедливые упреки.
– Отец!
– звенящим голосом сказала Мих ри.- Я ведь никогда не скрывала от вас, что дружу с Керимом.
– Дружишь, - недобро усмехнулся Муратали.
– Ты смеешь называть это дружбой! В старые времена, я помню, это называлось по-иному…
Михри гордо вскинула голову, взглянула отцу в глаза.
– Хорошо, отец. Пусть будет так. Мы с Незримом любим друг друга. Я люблю его, ради этой любви готова срыть высокие горы, переплыть бурные реки. Лейли и Меджнун любили друг друга меньше, чем мы!
Муратали опешил от такого признания, брови его вздрогнули, но он быстро оправился от растерянности и, словно уличая дочь в чем-то непристойном, с сарказмом воскликнул:
– Вот она, нынешняя-то молодежь! Она уже не боится выставлять свою любовь напоказ! Как у тебя язык повернулся сказать такое?
– Нам нечего стыдиться, отец. Наша любовь чиста, как снег на горных вершинах. Керим женится на мне…
– Не бывать этой свадьбе!
– крикнул Муратали.
– Твой Керим пустой болтун. Непочтительный, дерзкий мальчишка. Я сам выберу тебе мужа.
– Я выйду замуж только за Керима.
– А я говорю, будет по-моему! Ты молода и глупа, ты не разбираешься в людях!
Михри уже нечего было терять. Она перешла Bi наступление и, чувствуя в груди колючий холодок страха, выкрикнула:
– А вы! А вы, отец!.. У вас-то какие друзья? Уж не выдадите ли вы меня замуж за Гафура?
– Захочу, пойдешь за Гафура. Чем он тебе не приглянулся?
– Гафур - спекулянт. Он отлынивает от работы, цейыми днями торчит на базарах.
– Не тебе судить старших.
– Гафур и Рузы-палван на одном базаре покупают коров, а на другом продают их втридорога, - не унималась Михри.
– Гафуру
– Как ты разговариваешь с отцом, дерзкая! Замолчи, не то я…
– Нет, вы не ударите меня, отец. Вас ослепил несправедливый гнев, но вы меня не ударите. Вы за всю жизнь ни разу не тронули меня. И я буду говорить! Гафура надо гнать из нашей бригады! Он же и вас предал, отец. Он один продолжает твердить, будто вы оговорили Айкиз!
– А я уважаю его за это! У него открытая душа, он не стесняется говорить в лицо все, что думает.
Михри пристально посмотрела на отца, плечи у нее устало сникли, на глазах показались слезы - слезы бессильного сострадания. Спор с дочерью утомил и Муратали, но голос его, когда он заговорил снова, был тверд и холоден, как сталь клинка.
– Вот мое последнее слово, Михри. Выбирай: или я;- или Керим.
Михри грустно покачала головой:
– Говорят, любовь - как костер. Но костер можно затоптать, а любовь - нет. Я не могу без Керима…
– Тогда уходи к нему!
– Я не могу без вас, отец…
– А я вижу, Керим тебе дороже отца! Ты забыла, неблагодарная, сколько сделал для тебя старый, глупый Муратали!.. Ступай к своему Кериму! ч
– Отец!
– Ступай! Ты уж, верно, подобрала себе дом в новом кишлаке?
– Мы будем жить в нем вместе, отец!
– Старый Муратали не переступит порога этого дома! Живи там одна! И чтоб ноги твоей не было в Катартале!
– Отец!
– И не реви. У тебя нет больше отца.
– Муратали долгим, прощающимся взглядом посмотрел на Михри и дрогнувшим голосом закончил: - А у меня… у меня с этого дня нет дочери!
Стараясь шагать тверже, уверенней, он направился в поле, к своему участку. Он не оглянулся, даже когда Михри, плача, окликнула его…
Весь день они не перемолвились ни словом. Муратали остался ночевать на стане, Михри ушла к Айкиз.
Когда-то, когда они еще учились в школе, Михри называли тенью Айкиз. У Михри не было тайн от своей старшей подруги. Со всеми своими радостями и бедами, большими и крохотными, она шла к Айкиз, а та делила с ней радость, умным, ласковым словом развевая тоску и тревоги подруги.
Когда Михри рассказала ей о своем столкновении с отцом, Айкиз задумалась. За эти дни она стала серьезней, сдержанней, меж бровями появилась глубокая резкая морщина - след недавнего горя. Когда Айкиз задумывалась, морщина становилась особенно заметной.
– Ты не погорячилась, сестренка?
– спросила она, испытующе заглянув подруге в глаза.
– Ведь он же отец тебе. А отец…
Не находя слов, Айкиз рассеянным движением потерла переносицу, словно хотела избавиться от непривычной морщинки, а Михри всхлипнула и тихо сказала: