Сильнее смерти
Шрифт:
Чёрная клякса возникла в воздухе, безжалостно разрезав небо, и самым кончиком, самым краем зацепила шехина. Гриф нелепо качнулся. Сложил крылья… Лени вдруг пронзительно закричала, и крик эхом, почти до боли, отдался в ушах Кельма. Теперь гигантская птица запылала, вспыхнула огромным костром, и тут же трансформировалась обратно, и теперь уже человеческая фигурка, объятая пламенем, стремительно летела на землю…
– Шендак… – шептал Кельм, – шендак… шендак!
Лени по-прежнему визжала, поливая противника снопами серебряных игл. Вен и Шэм тоже стреляли – чем-то своим. Увидев гибель командира, они шатнулись назад.
– Вперёд!! –
На одной только ярости – сил уже не было – он шагнул вперёд.
– Рассредоточиться! Огонь!
И они услышали его, и огонь усилился. Лени оказалась вдруг впереди. На миг Кельм увидел её и поразился – она казалась совершенно белой, серебристо-снежной на фоне серой Медианы, на фоне огня, и лицо её – будто мёртвое, а тонкие руки протянуты вперёд. И там, впереди взрываются фейерверком гигантские тёмно-зелёные шары. Снова Кельм поразился – не прекращая вести огонь – как красиво она убивает. Просто красиво. Он отбросил ненужный ствол, протянул руки – среди шаров заскользили сверкающие золотые змейки, они жалили врага, добивали. И остальные пошли за Лени, и вспыхнули новые шары, разрываясь, они уничтожали сразу по нескольку доршей…
Но длилось это недолго. Ярость Кельма, убийственная фантазия Лени – всё иссякало, таяли силы, они уже не могли рассредоточиваться, всё труднее становилось держать защиту, а дорши появлялись откуда-то с Тверди и наступали, и было их всё больше. Гэйны всё больше сбивались в кучу. Кельм создал гигантский огненный бич, стегающий в воздухе… Лени – чёрные треугольники, они летели с неба и вонзались в тела дарайцев. Вен поддержал Лени, а Шэм попробовал поднять землю, но сил у него уже не было, и внезапно крутящиеся визжащие диски прорвали его защиту, и перерезали тело Шэма во многих местах, Кельм видел лишь беспомощно взлетевшую руку, брызнувший фонтан крови – и больше не успел ничего разглядеть. Их осталось трое, и они стояли спина к спине, и больше не стреляли уже – дай Бог удержать защиту… Кельм выхватил шлинг. И тотчас огненные петли чужого шлинга взметнулись над ним, и он ощутил непередаваемую, страшную боль – боль отделения.
Через секунду Кельм бессильно повалился на землю в параличе. Он не видел, что случилось с ребятами. Облачное тело с трепещущими контурами повисло над ним, сжатое шлингом. А Кельм больше не мог шевельнуться, не мог, как в страшном сне, когда пытаешься бежать, пытаешься напрячься – и не выходит ничего. Перебираешь ногами – и остаёшься на месте. Мозг отчаянно командовал мышцам, но те размякли. Шок отделения. Кельму хотелось кричать, но и этого он не мог. И тогда над ним появились дарайцы.
Кажется, первый раз в жизни он по-настоящему испугался.
Даже в первом бою было не так.
Тогда он мог двигаться, было страшно, но можно было что-то делать. Сейчас мышцы не слушались, а над ним страшной, тяжело дышащей горой нависал вангал. И ботинок с тяжёлой плотной подошвой. Кельм вдруг понял, что сейчас будет… Он зажмурился – это паралич ещё позволял, задержал дыхание. Ждал только одного – куда?
Удар обрушился на рёбра. Слёзы брызнули градом непроизвольно, Кельм закричал беззвучно от невыносимой боли в боку, но посыпались новые удары. Нельзя было свернуться, отползти, защитить хотя бы голову, ничего нельзя, он лежал на земле, беспомощный, растянутый, и его пинали и били прикладами, их было много, и каждый пытался достать проклятого гэйна, дейтрина, дринскую рожу, и очередной приклад своротил Кельму челюсть, а потом наконец затрещала лобная кость и всё погрузилось во тьму.
Во рту пересохло. Тело болело невыносимо. Особенно, отметил Кельм, правая рука. И челюсть справа. Рёбра с обеих сторон, и дышать можно было только поверхностно. Ещё болела голова. Собственно, больно было везде, но некоторые точки прямо горели огнём. И очень хотелось пить. В глазах стояла кровавая пелена, и через некоторое время он понял, что это, собственно, ресницы, они слиплись от крови. За пеленой он видел какой-то свет. Стену. Белую стену. Кафельную белую стену. А с другой стороны доносились невнятные звуки. Лежал он на чём-то твёрдом, похоже, что на полу.
Кельм осторожно повернул голову. Двинул левой рукой. Паралич прошёл, и теперь он мог бы двигаться – если бы не было так больно.
Он увидел Лени. Она сидела затылком к нему. Склонилась над кем-то. Кто-то там ещё лежал. Услышав движение, Лени обернулась к Кельму. Он едва не вскрикнул. Лицо Лени снизу и слева раздулось и потемнело. На правой скуле ссадина, запёкшаяся кровь. Сволочи, кровь плеснула в голову фонтаном, Кельм ощутил подступающую бессильную ярость. Какие сволочи! Он тяжело задышал. Собственные раны не злили. Всё в порядке вещей, а чего он ждал? А вот Лени… Пожалуй, ей досталось меньше, и это уже хорошо. В общем-то, у вангалов нет никаких причин её щадить. В общем-то, всё понятно… И всё равно – убил бы не задумываясь. Лени смотрела на него и чуть улыбалась, слева улыбка была перекошенной.
– Живой? Кель…
Она осторожно оперлась на руки. Ей тоже было больно двигаться. Поползла к нему.
– Там… кто? – спросил он. И тут же сообразил, что Шэм и шехин погибли на его глазах, и это воспоминание плеснуло новой тяжёлой болью.
– Вен, – ответила Лени, хотя он и сам уже понял, – ему плохо… не знаю, выживет ли вообще. Его ещё макой какой-то зацепило. И били.
– Ты-то как? – спросил он. Говорить было трудно, во рту и в глотке всё было сухим и шершавым, как наждак. Лени подползла к нему и легла рядом, на пол.
– Ничего, – сказала она, – мне получше вроде бы, чем вам.
– Здесь воды нет? – спросил он осторожно. Лени приподнялась.
– Не подумала я. Сейчас принесу. Есть.
Она снова поползла. Кельм попробовал следить за ней, но заболела голова. Где-то за его головой зажурчала вода. Значит, кран есть. Через некоторое время Лени вернулась. Принесла пластмассовую плошку с водой. Кельм примерялся так и этак – левой рукой он мог бы взять плошку, но очень трудно было поднимать голову, всё плыло сразу. Лени помогла ему напиться, придерживая голову. Потом отползла к Вену.
– Что… у него? – спросил Кельм. Вода блаженно разливалась внутри.
– Ожог у него, процентов двадцать. Чем-то зацепило… и знаешь, похоже, шок. Побили тоже сильно. А ничего не сделаешь… воду я пыталась вливать. Он без сознания… только молиться осталось.
– Мы в Дарайе, – сказал Кельм. И тут до него наконец дошла вся ситуация.
Они в плену, в Дарайе. Не где-нибудь на полевом пункте, не в руках у вангалов. Они уже в самой Дарайе. Скорее всего, в атрайде.
– Да, мы в атрайде, – подтвердила Лени, – я тоже теряла сознание… но потом, когда нас уже тащили сюда, я поняла. Кель, мне кажется, он умрёт…