Сильнее всех преград
Шрифт:
Какое-то мгновение вокруг ещё стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами. Ослепительное солнце залило окна, все рванулись к Поттеру: всё семейство Уизли, Гермиона, Невилл, Хагрид, Кингсли, Макгонагалл, Флитвик, Стебль – они все разом что-то кричали ему; сотни людей теснились, желая прикоснуться к Мальчику, Который Выжил, благодаря которому всё наконец кончилось...
Драко медленно продвигался вперёд, всякий раз грубо, но весело ругаясь про себя, когда ему наступали на ногу; каким-то неведомым образом он оказался совсем недалеко от Гарри и негромко сказал в его сторону:
– Это твой фирменный стиль, Поттер,
Гриффиндорец обернулся, ища Драко глазами; он узнал его по голосу, который и сейчас, как все семь лет, оставался ехидно-насмешливым, но теперь в нём ещё сквозила нескрываемая радость. Но тут на героя налетели новые поздравляющие, и он снова утонул в рукопожатиях, объятиях, благодарностях...
Драко наконец пробрался к родителям: они жались друг к другу, словно сомневаясь, позволено ли им тут находиться, но никто не обращал на них ни малейшего внимания. Сбросив с себя изорванный пиджак, Драко протиснулся к ним и, ни слова не говоря, крепко обнял обоих. Сквозь ликующий гомон учеников, преподавателей и всех остальных он услышал тяжёлый вздох отца, а следом и всхлипывание матери, и только сейчас осознал, как они оба ему дороги.
– Драко, родной... – с трудом выговорила Нарцисса, отстраняясь от сына и глядя на него заплаканными глазами; теперь она могла позволить себе слёзы.
– Беллатриса погибла, – зачем-то сказал Драко. – Тебе больно?
Нарцисса с виноватым видом покачала головой, а потом с грустью кивнула куда-то в сторону. Драко проследил за её взглядом.
В самом углу, где было темнее, чем во всём зале, на носилках лежало тело Тонкс. За руку она держала своего мёртвого мужа.
– Мерлин... – Драко опустился на колени рядом с двоюродной сестрой, не обращая внимания на боль в ноге, уткнулся лбом в холодную стену. Нарцисса почти неслышно присела рядом, и Драко повернулся к ней; в глазах его были боль и потрясение. – У них же недавно родился ребёнок... И Тед Тонкс убит... Мама, мы обязаны навестить Андромеду, как-то поддержать её.
– Разумеется, – сказал Люциус, присоединяясь к ним. – Теперь ты наконец сможешь общаться с сестрой, как раньше, в детстве... помнишь, ты рассказывала?
Он погладил плечо жены, и она бессильно кивнула, разжав ладонь, из которой на носилки Тонкс выскользнул маленький, будто мармеладный дельфин.
Драко замер; сердце снова бешено забилось, но теперь уже от тревоги.
– Откуда у вас этот амулет? – хрипло спросил он, вновь оглядываясь в поисках Астории. После сражения на мраморной лестнице он больше не видел её, так и не найдя в Большом зале. Если её амулет здесь, а её самой нет, то...
– Его дала нам Астория, чтобы мы могли защититься в случае чего, – ответил Люциус. – Перед самой битвой Лорда... Реддла и Поттера. И это она отвела нас сюда, чтобы никто нас не тронул...
– Она так благородна, – дрогнувшим голосом сказала Нарцисса. – Драко, именно такую девушку я хотела бы видеть рядом с тобой.
– Невесту, – поправил Люциус, усмехаясь, – так и быть.
– Она чудесна, – тихо добавила Нарцисса, а Драко встал и, улыбнувшись родителям, снова устремился вглубь зала, ища её, чувствуя её присутствие где-то рядом и оттого волнуясь ещё больше.
Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света. Без Гарри не могли обойтись ни восторги, ни горе, ни празднование, ни траур. Все хотели, чтобы их лидер и знамя, спаситель и вождь был сейчас с ними. Он должен был говорить с родственниками погибших, пожимать их руки, глядеть на их слёзы, принимать их
Астория видела, как тело Волан-де-Морта вынесли из Большого зала и положили в другом помещении, подальше от останков Фреда, Тонкс, Люпина, Колина и ещё пятидесяти человек, погибших в борьбе с ним. Макгонагалл вернула на место столы факультетов, но сейчас все сидели как попало, за столами смешались преподаватели и ученики, призраки и фестралы, кентавры и эльфы-домовики. Грохх просовывал свою огромную физиономию в разбитое окно, и ему бросали еду в смеющийся рот.
Гарри куда-то исчез, а в самых дверях Астория столкнулась с Роном и Гермионой, которые шли на неестественном расстоянии друг от друга. Вдруг её осенило: Гарри с ними, просто невидим. Приветственно кивнув ребятам, она остановилась в дверях зала, ища взглядом только одного человека. Она знала, что он здесь, незримо ощущая его всё это время. Но этого было мало: ей необходимо было убедиться, что он цел и невредим, увидеть его сдержанную улыбку, его холодные стальные глаза, неизменно теплеющие, когда встречались с её глазами, полными нежности...
Астория пошла по проходу между столами, наблюдая за сидящими слева и справа друзьями: вот Джинни присела между родителями, положив голову на плечо матери; вон Блейз в окружении Бута, Голдстейна, сестёр Патил и, разумеется, Дафны, рассказывает что-то очень забавное, судя по тому, как громко хохочут все, кто рядом и кто может его расслышать. А вот и Невилл, второй герой сегодняшней ночи, пытается спокойно поесть, но ему плохо это удаётся: целый рой восторженных поклонников не спускает глаз ни с него, ни с меча Гриффиндора, будто невзначай оказавшегося рядом с его тарелкой.
Астория улыбнулась и посмотрела вперёд.
В этот миг сердце её замерло.
Он смотрел на неё так, будто видел впервые. В этих глазах смешалось всё: тревога и облегчение, отчаяние и безграничное счастье, страх потерять её и радость оттого, что она стоит перед ним, живая, настоящая...
Чуть прихрамывая, Драко пошёл навстречу ей, ни на секунду не спуская с неё глаз, и одними губами произнёс: «Астория».
Сердце, словно вспомнив, что ещё не время останавливаться, вновь с дикой скоростью застучало, и Астория бросилась к Драко через весь зал, бросилась, как тогда, в сгоревшей Выручай-комнате, когда забыла о том, что он враг её друзей, что он Пожиратель смерти... Вот и сейчас она совершенно забыла о том, что они – в центральном проходе Большого зала, что на них устремлены десятки глаз. Всё было неважно, кроме одного: он жив, он ждёт её, он был всё это время на её стороне, хотя порой это давалось ему нелегко; он любил её – всегда, всегда...
Сейчас на свете существовали только они одни; мир сузился до радостного блеска серых глаз, в которые она смотрела не отрываясь, не боясь споткнуться на бегу, нетерпеливо отбрасывая с лица выбившиеся пряди волос.
Она влетела в его объятия, почти плача от счастья, бормоча что-то невнятное, целуя без разбору его лоб, щёки, шею... Драко притянул её к себе, свою единственную, ненаглядную, ловя в воздухе её ладонь и прижимая к губам. Астория потянулась свободной рукой к его лицу, провела по бледной, в саже и копоти, коже, вплела пальцы в растрёпанные волосы...