Сильнейшие
Шрифт:
Но, небо высокое, какими безумно-нежными и беспечными были глаза волчьих всадников…
— Если бы ты владела большей Силой, — вздохнула мать, — То не привлек бы тебя он. Чем больше имеешь, тем дальше расходишься. Огонь и лед не могут жить вместе. А ты — ветер, ты и там и там рядом проходишь. Сама никого не касаешься, но и тебя ничто не коснется. Только землей не стань.
— Почему?
— Земля все в себя принимает. Если к южной страсти потянешься, не вернуться назад.
— Мама… он красивый? — нерешительно спросила
Лиа отвела взгляд.
— Он не хуже многих. Не хуже твоих друзей-близнецов.
Скоро южане покинут каменную Тейит.
Ой, как быстро бежало солнце по небу, отсчитывая часы и дни…
Шагать было нетрудно — густая трава, жестковатая на высоких плато, покалывала ноги, но не мешала идти. Под ногами осыпались мелкие белесые камешки; дорога представляла собой череду природных ступенек, перемежающихся покатыми склонами. Соль постоянно поправляла лямки висевшего на спине полотняного мешка — обычно удобно прилаживала, но не сегодня. Сегодня мешок как живой вертелся, будто там кто маленький и юркий сидел.
Ила спокойно шла, на подругу поглядывая. Вскидывала голову, подносила ладонь к глазам, прикрывая их от жарких солнечных лучей — видно, солнце и впрямь решило спуститься и искупаться в озере, уж больно оно низко висит. Лицо мокрое вытирала и продолжала шагать. Так и до нужного плато дошли. Полыни сероватой там было — рви, сколько хочешь. Сероватая, словно припорошенная пылью; оттого и само плато Пыльным прозвали. А пахнет медом. Только на язык полынь лучше не пробовать — запах-обманка, а горечь от растения страшная. Быстро набили сумки Илы и мешок Соль полынью.
— Ну и что ты мне рассказать хотела? — кротко, но посмеиваясь про себя, начала Ила.
Соль села на траву, подбородок опустила на колени, себя руками обняла.
— Так…
— Да не тяни! И без того вижу — влюбилась. И даже знаю, в кого.
Соль расцвела было — розовая, смущенная, но тут же сникла, посмурнела, словно и солнце высоко не стояло, и ветерок свежий не овевал ширь необъятную.
— Я ни к чему не пригодна. Моя мать — целительница, она не только Силой лечит, она знает все травы. И люди ей верят, она, хоть не уканэ, умеет в душах читать. А я выучила, что смогла, а дальше — не понимаю. Я даже исцелять травами и корешками толком не могу, куда уж большее-то…
— Вот дурочка, — обронила подруга беспечно. — Ну, нет в тебе Силы, и что? Во мне тоже нет почти. Зато ты без всякой силы южанина к себе притянула.
— Я и не знаю, чем… Я ведь… не красавица.
Ила сморщилась:
— То-то за тобой мой братец бегает!
— Кави? Но он мой друг.
Ила откинула голову и расхохоталась звонко.
— Был он тебе другом, не спорю. И лучше ему самому ни на что другое не намекать! И без того в последние дни ходит, словно ихи с паленым хвостом!
— Прекрати! — рассердилась Соль.
— Дурочка ты и есть, — лукаво скосила глаз маленькая девушка, — Цветочек нежный, беленький, глаза такие большие-большие, словно озера туда вплеснули. Если к тебе присмотреться — любой мужчина вцепится и не отпустит. На озеро Туи звезды слетаются — так и на тебя. Уже начали, еще немного подрасти — сама поймешь.
— Ты… ты… — Соль ухватила полные горсти полыни и обсыпала подругу. — Вот тебе! Вот тебе цветочки!
И снова сникла, бессмысленно вырывая травинки и не менее бездумно пытаясь воткнуть их обратно.
— Я и видела его всего ничего… а не думать о нем не могу.
Вздохнула:
— В дом захожу, и вздрагиваю. Кажется, любая тень в рост человека — Тахи…
— Хочешь, братья тебя увезут, спасут от южанина и от самой себя?
— Не хочу! — Соль мотнула головой, пряди взметнулись. И сказала: — Ой…
Гибкое полупрозрачное «перышко» с ребенка длиной покачивалось над обрывом, всего на расстоянии двадцати шагов от оцепеневших девушек. Красивое, нежное… способное, пролетев, оставить от человека груду плоти, перемешанной с костями. И любопытное — недаром порой влекли их человечьи селения.
— Ой, маленькое какое…
— Пошли отсюда! — Ила торопливо поднялась, чуть ли не подпрыгнула, оправила платье, отряхнула от приставучих стеблей. — Пошли, не надо тут быть!
Девушки зашагали прочь, поначалу стараясь не выказывать испуга движениями, потом побежали — но «перышко» летело за ними.
— Вот привязалось! — с досадой бросила Ила, а неприятный холодок полз по ставшей липко-влажной спине. Холодок, несмотря на жару…
А Соль вдруг застыла, рассматривая полупрозрачного летуна.
— Ты что? — Ила дернула ее за руку, — Бежим!
— Не убежим. А оно красивое…
«Перышко» плыло почти над их головами, покачивалось. Иле почудилось, что у него есть глаза. Хотя бред, не бывает у них глаз… они слепые. А Соль как завороженная — пошла навстречу, еще и руку протягивает. Ила отчаянно стиснула сумку в руках:
— Ах, ты…
И нащупала жесткое, тонкое. Впопыхах выкидывая траву, зарылась в собранную полынь, извлекла ули.
— Уходи! — крикнула, вскинув глаза, и даже ногой топнула — так отгоняют надоедливых птиц домашних. Набрала воздуха в грудь и дунула в свирель со всей силы. Звук получился препротивнейший, сиплый и вместе с тем резкий. «Перо» застыло в воздухе, с явным изумлением изогнув «опахало». А Соль словно очнулась, шагнула назад, головой встряхнула. Полупрозрачное диво полетело назад, плавно и быстро, и Ила явственно прочитала в подрагивании его досаду. Почудилось, конечно.
— Уффф… — выдохнула Ила, чувствуя, как сердце изнутри о ребра колотится, да и ноги подрагивали. — Хорошо, что Качи мне эту свирель вчера дал… может, и правда их звуками отгонять? Надо поделиться со стражей селений. Или лучше матери расскажи, а она — Кессе. А ведь тебя «перо» разглядывало, ты заметила? И чего всем от тебя надо, скажи, пожалуйста?
— Оно очень красивое, — виновато вздохнула Соль. — Прости, зря я остановилась.
— Да не убежали бы все равно. Только я никак не пойму — ты от всяких опасных тварей не бегаешь, да еще и сама тянешься к ним! И про южанина твоего тоже!