Сильнодействующее средство

Сигал Эрик

После празднования, возвращаясь к себе, Сэнди заметил:

— Готов спорить, недалек тот день, когда мы будем пить за вашу премию.

— Ошибаешься, — возразил Моргенштерн. — У меня никаких шансов.

— Грег, вы же вплотную подошли к синтезу этого белка. Голову на отсечение даю, вы тоже войдете в историю.

— Сэнди, прошу тебя перестать говорить так, словно я работаю в одиночку. Если бы мне не повезло с тобой и другими талантливыми ребятами, мне бы еще пахать и пахать.

Пусть Грега и нельзя было назвать титаном в науке (во всяком случае — на данный

момент), но у него была преданная семья, боготворившая его, как героя. Разве не это самое важное в жизни?

Сэнди просто был влюблен в дочку Моргенштернов — ему была глубоко симпатична и вся их система ценностей. И прежде всего — чувство семейной общности.

На него производило пьянящее впечатление участие в дружных семейных торжествах по таким традиционным праздникам, как День благодарения, Рождество или Новый год. Вся семья — Грег, его жена Рут и, конечно, Джуди, — распахнули перед ним не только двери дома, но и свои сердца.

Не сразу Сэнди понял, что чувство Джуди в огромной степени продиктовано восторженным отношением к нему отца девушки. Никогда прежде ни об одном своем ученике Грег Моргенштерн не отзывался в таких возвышенных выражениях, даже если речь шла об ученом более высокого ранга, чем он сам. Напрямую своего преклонения перед талантами Сэнди он не выражал, но было совершенно очевидно, что Грег больше всего мечтал бы о таком зяте, как Сэнди Рейвен.

День независимости стал для них двойным праздником — вместе с годовщиной провозглашения независимости Соединенных Штатов они отмечали год со дня своего знакомства. К этому моменту Сэнди и Джуди уже жили вместе в Кембридже, без всякого церковного благословения.

Когда тема совместного проживания возникла впервые, Сэнди испугался, как это отразится на его профессиональных взаимоотношениях с Грегом. Но Джуди его успокоила.

— На днях он объявил, что ты для него как родной, и если бы мы не полюбили друг друга, он бы тебя с радостью усыновил.

Если у Грега Моргенштерна и были недостатки, то к ним следовало бы в первую очередь отнести фанатичную честность. Помешанный на равноправии, Грег и в мыслях не допускал, чтобы какую-нибудь рожденную в недрах лаборатории статью предварял список авторов, составленный не в алфавитном порядке, а по старшинству. Такое впечатление, что у Моргенштерна была идиосинкразия к славе. Сэнди пришел к выводу, что именно этим объясняется и выбор им темы исследований, актуальной, но не слишком популярной — рак печени.

Теоретически уже было известно несколько методик «лечения» рака печени, из них самой очевидной являлась пересадка. Однако ни у кого не возникало иллюзий насчет трансплантации в широких масштабах, особенно когда речь шла о регионах, где эта болезнь достигла масштабов эпидемии.

Грег Моргенштерн в своей исследовательской работе вторгался в терра инкогнита. Известно, что рак начинается тогда, когда дает сбой человеческий механизм регулирования клеточного роста. И Грег поставил себе задачу синтезировать искусственный белок, способный восстановить поврежденный геи и вернуть ему нормальную функцию.

«Пациентами» были мыши, выведенные лабораторным путем в Гарварде профессором Максом Рудольфом.

— Послушай, я никак не могу добиться от папы, почему вы используете для своих опытов несчастных мышек вместо того, чтобы взять кого-нибудь покрупнее, — сказала как-то Джуди за ужином.

— Я понимаю, это покажется тебе не слишком вразумительным, — ответил Сэнди, — но природа распорядилась так, что у мышей многие системы организма больше похожи на наши, чем у приматов. Зато, например, у морских свинок все устроено совершенно иначе. Знаешь ли ты, что, если бы для опытов с пенициллином были взяты морские свинки, мы бы так и жили без антибиотиков? Потому что, по никому не ведомой причине, есть такие периоды в году, когда морские свинки погибают даже от самых маленьких доз пенициллина.

— Здорово! — подивилась Джуди. — А теперь скажи мне, как продвигаются дела у вас — если это, конечно, не государственная тайна. Есть надежда на что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее успех?

— Ты будешь смеяться, но это уже не просто надежда. Если для тебя это показатель, то не далее как завтра к нам едет съемочная группа с телевидения. Может, чуют близкую сенсацию?

— Супер! А можно, я тоже приду посмотреть? Мне жутко нравится, как отец отвечает на невероятно трудные вопросы и объясняет так, что становится понятно самому обычному человеку. Заодно я бы проследила за твоей прической.

— Отлично! — обрадовался Сэнди. — Можешь, кстати, и интервью за меня дать, тем более что ты намного симпатичнее.

Когда на другое утро Джуди появилась на факультете, перед корпусом уже стоял фургон телевидения, из которого в здание тянулись провода, похожие на электронные щупальца.

Внутри хлопотали сразу несколько съемочных групп. Одна камера была установлена в кабинете Моргенштерна, и репортер беседовал с Грегом о гуманных мотивах, движущих учеными, которые пытаются победить такой страшный недуг, как рак печени. Одновременно Сэнди водил по лаборатории другую группу, тоже с камерой, представлял сотрудников и разъяснял технологические детали.

У Сэнди имелся свой кабинет, однако он предпочел устроиться за лабораторным столом. Из-за спины оператора журналистка, кудрявая девица в джинсах, задавала ему вопросы.

Перво-наперво Сэнди попытался в доступной форме рассказать о молекуле ДНК и содержащемся в ней генетическом коде. После чего перешел к непосредственным задачам лаборатории.

— Существует также специфический протеин, работающий своего рода регулировщиком. Он следит за делением клеток и, если что-то идет не так, может незамедлительно остановить этот процесс. Вообще-то, небольшие мутации случаются то и дело, но, как правило, они не опасны. Беспокойство внушают случаи, когда деление выходит из-под контроля и начинается рост раковых клеток.

— Чем конкретно занимаетесь вы и доктор Моргенштерн? — спросила девица.

— Мы проанализировали пораженные раком ткани печени разных больных и обнаружили, что во всех случаях поврежденным оказывается конкретный участок молекулы белка. Отсюда понятно, что, научившись устранять этот дефект, мы сумеем победить и саму болезнь.

— Иными словами, вы настроены оптимистично, доктор Рейвен? — спросила журналистка.

— Скажем так. Когда ищешь одну молекулу в стоге сена, поневоле вынужден стать оптимистом — иначе можно сойти с ума. Я бы сказал, во мне есть и то и другое понемногу.