Сильнодействующее средство
Шрифт:
Аня задумалась, потом улыбнулась.
— Буду очень признательна.
Первые несколько минут Адам хранил молчание и лишь время от времени украдкой поглядывал на свою пассажирку. Аня, смущенная и молчаливая, казалась ему еще более прекрасной и желанной, чем когда-либо. Он понимал, что просто так ее не отпустит.
На Уотертаун-сквер он спросил:
— У тебя есть минутка перекусить?
Аня ответила вопросом на вопрос:
— А у тебя?
— Да. Сегодня жена в Вашингтоне.
Аня сделала еще одну попытку его отговорить — но тоже не слишком убедительную:
— Значит, ты должен накормить дочь…
Адам старательно отгонял все мысли о Хедер, для которой ужин по средам всегда был особенным, ведь в этот день папа принадлежал ей одной. Подавив угрызения совести, он ответил:
— Я могу позвонить экономке… Скажу, что задерживаюсь в лаборатории, — она привычная.
Аня улыбнулась.
— Тогда, может, заскочим в магазин, а я потом соображу что-нибудь попроще?
Квартира удивила Адама происшедшей с ней метаморфозой. В гостиной были новые обои и гармонирующие с ними шторы. На стене висела большая, яркая репродукция Миро, она, несомненно, отражала перемену в настроении хозяйки.
А места на книжной полке практически не осталось.
С мебелью по-прежнему было негусто, и им пришлось сидеть на полу, скрестив ноги по-турецки, а есть с журнального столика.
Поначалу разговор не клеился.
— Как твоя работа? Надеюсь, то, что тебе поручают, не слишком скучно?
— Вовсе нет! — с жаром воскликнула Аня. — Для меня само пребывание в одном помещении с таким количеством творческих людей — уже учеба. За то короткое время, что я работала с коллегами Дмитрия в советской Академии наук, я научилась распознавать не просто хороший, а выдающийся интеллект. И должна сказать, Адам, ты — самый блистательный человек, с кем мне доводилось знаться.
Он улыбнулся.
— Раз уж мы начали говорить комплименты, должен признаться, что за то недолгое время, что мы вместе работаем, я имел возможность убедиться в твоей поразительной научной интуиции.
Она вспыхнула от удовольствия.
— Ты мне льстишь.
— Но это правда! — не унимался Адам. Он придвинулся и посмотрел ей прямо в глаза. — Я люблю тебя, Аня.
— Я тебя тоже люблю, — ответила та. — Что же нам делать, Адам?
— Надо прислушаться к своему сердцу. Мы слишком долго были врозь, больше я этого не вынесу.
Он заключил ее в объятия, и Аня не отстранилась.
Часы, проведенные вдвоем в этой крошечной квартирке в Уотертауне, стали для Адама самыми счастливыми в жизни. Он заполнил собой зияющую пустоту в душе Ани, но одновременно испытал на себе ее неизбытое материнское чувство, которого, как оказалось, ему прежде недоставало.
Рубикон был перейден.
Как-то воскресным вечером он нехотя выпустил Аню из объятий и, одеваясь, проговорил:
— Так больше продолжаться не может. Я не хочу.
— Адам, — прошептала Аня, — поверь, я все прекрасно понимаю. Если ты сейчас скажешь, что мы с тобой больше не увидимся, ты сделаешь меня очень несчастной, но я это приму и пойму.
Он повернулся и с чувством произнес:
— Нет, Аня, все как раз наоборот. У меня теперь осталось одно желание — быть с тобой до конца дней.
Адам медленно сошел с крыльца. Дул ледяной ветер, и под его порывами он вдруг пробудился и душой, и телом. Он понял, что ведет себя как жалкий трус. Решимость, которую он только что продемонстрировал перед Аней, в момент оказалась поколеблена страхом причинить боль жене и дочери. Он с ужасом представлял себе, как объявит им то, что уже давно назрело.
Адам возился с замком автомобиля, когда затрезвонил мобильный телефон. Он поспешно сел в машину и ответил на звонок.
— Где тебя носит? — Звонила Тони, она была в ярости.
Желая оттянуть неприятный момент, Адам сказал:
— Успокойся, я уже еду.
Тони пропустила реплику мимо ушей и взорвалась:
— Хедер тебя прождала почти час! На таком-то морозе!
— Хедер?
— Да, Адам, Хедер. Ты что, забыл, что днем отвез ее на каток? И должен был забрать ее ровно в четыре часа? Может, ты сейчас в другом часовом поясе, но мои часы показывают почти шесть. Ты говорил, что, пока она будет кататься, забежишь в лабораторию, — продолжала Тони. — Я звонила, но тебя там никто даже не видел. Пришлось самой за ней ехать. И не старайся придумать очередную отговорку. Лучше скажи правду. Хуже, чем то, что я думаю, быть уже не может. Так где ты столько времени пропадал?
Адам наконец вышел из оцепенения.
— Тони, — упавшим голосом произнес он, — нам надо поговорить.
— Хорошо, говори.
— Нет, не так. Не по телефону.
— Адам, не делай из меня круглую дуру, — возмутилась жена. — Я прекрасно знаю, что у тебя еще кто-то есть. И раз уж она так в тебя вцепилась, что ты готов заморозить собственную дочь, лучше уходи.
Жена резко умолкла, чем крайне озадачила Адама. Потом до него донеслись сдавленные рыдания. Наконец Топи выговорила:
— Только скажи, куда ее прислать.
— Прислать — что? — запинаясь, переспросил Адам.
— Повестку, черт бы тебя побрал, — сквозь слезы бушевала она. — Я обращусь к лучшему адвокату нашей фирмы по разводам, уж ты у него попляшешь.
— И что, мне даже не дадут сказать слово в свое оправдание?
— Конечно, Адам, — с горечью ответила Тони. — Как только суд назначит слушания.
Адам отключил связь. Он был в шоке. Вспышка праведного гнева, которым его только что обдала Тони, выбила у него почву из-под ног. И в то же время он вдруг почувствовал странное облегчение — больше ему не нужно собираться с мыслями, чтобы во всем признаться жене.