Сильные женщины. Их боялись мужчины
Шрифт:
Елена: Мне говорили, что этот немец опасный для Советского государства и что за ним надо следить. Но следили за нами, когда мы устраивали свидания на Ваганьковском кладбище.
Татьяна: Я тогда была комсоргом Росконцерта (позже меня уволили). Они хотели, чтобы я повлияла на сестру, увещевая: «У вас впереди прекрасная карьера. Вы талантливый дуэт. Зачем Елене связывать свою жизнь с иностранцем? Ей что, мало хороших русских мужчин…»
Елена: Но я боролась за свою судьбу и даже переехала к Отто в дипломатическую квартиру. Я понимала, что гэбистам была нужна не я, а мой будущий муж. Он и впрямь стал мне мужем, когда я уехала с ним в Германию.
– Горячая безоглядная любовь?
Елена: Позже
Татьяна: А каково мне было одной в Москве без сестры?! Моя жизнь была сущим адом. Мне запретили любой выезд за границу. Я была для властей сестрой предательницы Родины. Жила без работы, без средств к существованию. Тогда я только что родила сына Алешу и кормила его грудью. Когда Лена попробовала для свидания со мной прилететь в Шереметьево, то ее даже не выпустили из самолета и под конвоем провожали в туалет. На следующий день у меня на нервной почве пропало молоко, мне казалось, что больше никогда я не увижу родную сестру.
…Творческая карьера сестер Зайцевых сложилась как бы сама собой. Будто бы сам Господь Бог решил все за них. Заканчивая десятый класс, они наткнулись на газетное объявление о музыкальной студии в Москве. Девочки рискнули поехать в Москву и пойти по музыкальной части. «Будь что будет! — решили они, — провалимся, так с музыкой». Они даже не предупредили родителей о своем отъезде, просто поехали к тетке в Москву. Пришли в студию и заявили: «Хотим петь, вы нас только послушайте!» И вот собралась комиссия. Музыкальные светила, известные артисты, педагоги. Неоперившиеся дебютантки с ходу запели под рояль. Точно дома, для мамы и папы: «Отзовись, отзовись, хоть звонком, хоть письмом, где же ты, где же ты, человек с рюкзаком…» Допели песню до конца. Впились в зал и не верят своим глазам: все рыдают. Зайцевы растерялись и не могут понять, почему же эти люди плачут. Пауза показалась вечностью, пока экзаменаторы вытирали слезы. Потом кто-то спросил: «А откуда вы?» Девочки хором: «Из-под Воронежа». Решение высокой комиссии было ошеломляющим: «Вы приняты, приезжайте на учебу». Когда Лена с Таней во всем признались маме, она не поверила и сама еще раз вместе с ними поехала в Москву, чтобы убедиться в том, что случившееся с любимыми дочерьми не сон.
Татьяна: Конечно, мы брали тем, что стали первыми близнецами на эстраде. Наш дуэт вызывал умиление и восторг. Нас любили Маслюков и Кролл. К нам был очень внимателен Иосиф Кобзон. Когда мы приняли участие в конкурсе советской песни в Сочи, он очень за нас волновался, приходил за кулисы, успокаивал. Спрашивал, что мы будем петь. Корил нас за внешний вид: «Отпустите юбки, зашейте разрез, — поварчивал он, — лично мне это нравится, но в зале сидят Пьеха и Великанова». Иосиф Давыдович беззлобно пошутил. А на конкурсе мы сорвали такие аплодисменты, что жюри встало. Успех был огромным. Такое не забывается.
Елена: Но не забывается и другое. За тот же внешний вид нас признавали профнепригодными. Когда решался вопрос о высшей ставке нам, 18-летним девчонкам, то мнения были резко противоположными. Большинство было за нас, но кто-то встал и сказал: «Посмотрите на их внешний вид. Их можно слушать только с закрытыми глазами. Поют-то они по-русски, а внешность у них иностранная». Это мыто, донские казачки по папе, — иностранки. Эталоном русскости были тогда Валентина Толкунова и Майя Кристалинская. Алла Пугачева, пытавшаяся ввести на эстраде какое-то ноу-хау, боролась за новизну не на жизнь, а на смерть. И она брала зал с первой ноты, выходила на сцену такая маленькая, никакая. Но пела потрясающе. Ее толкали, растаптывали. Мы, глядя на нее, боролись за себя.
– А как же вы с вашим казацким менталитетом рискнули попасть в голландско-европейский калашный ряд?
Лена: Вы знаете, и вправду я долго не могла привыкнуть к иностранным нравам и порядкам.
Татьяна: Я зареклась, что ни за что не выйду замуж
– Как же такое случилось?
Таня: Уже при Горбачеве я стала ездить в Голландию. И вот однажды Елена повела меня к ясновидящей. И она мне сказала: «Вижу тебя с мужчиной где-то далеко-далеко. А в руках у него мешок денег». И я стала ждать этого богатого принца. Но шли годы, а принц не появлялся. И вот однажды в Москве, когда у нас с Леной не было в кармане ни гроша, кто-то предложил нам заработать, поучаствовать в ночной развлекательной программе. А заодно, советовали нам, просите у хозяина деньги наперед. И вот здесь, в этом заведении, где мы с вами сидим, я встретила свою судьбу. После концерта мы получили от хозяина гонорар. Такие гордые, недоступные, мы же Стрельцы, деньги взяли. Потом оказалось, что я приглянулась хозяину. И вскоре после одного из выступлений он подошел ко мне, взял мою руку и сделал предложение. Я согласилась. Вот и весь мой зарок — не выходить замуж за иностранца. А мешок с деньгами — это казино, мешок с фишками.
Елена: А потом началась Америка. Ник своим тонким чутьем и деловой хваткой понял, что мы с Таней можем сделать в Америке карьеру и заработать денег. Год, целый год мы готовились к выступлению в Лас-Вегасе. Изнурительные репетиции, вживание в американский менталитет, усиленное изучение английского дали свой результат. Вместе с набранным нами в России ансамблем из 60 человек в крупнейших залах Лас-Вегаса мы дали около ста аншлаговых вечеров. Кажется, никому из русских такого в Штатах не удавалось. На днях в Москву прилетал Джек Николсон, и его принимал сам Путин. На наших же вечерах в зале сидели суперзвезды Голливуда: Майкл Дуглас, Чак Норрис, многие видные американцы. С Чаком Норрисом, который дружил с Ником, мы теперь тесно связаны.
Подтверждаю. Я видел эти сказочные концерты на видеопленке: лазерное пиршество, оригинальные наряды исполнителей, яркие лица артистов, удивительная слаженность ансамбля, убаюкивающе-лирические ритмы. А главное — сестры Зайцевы! Из казацко-воронежских «простушек» они превратились в шикарных голливудских звезд. Американская пресса захлебывалась от восторга. Вот и выходит, что жизнь и судьба все ставят на свои места, как бы ты ни крутился и ни предполагал. Так и живут на свете, так и поют на свете две сестрички-певички, две белокурые красавицы, две судьбы в одной — счастливые, гордые, талантливые, верящие в то, что и счастье, и горести на этом свете людям дарует Бог. Хотя за свое место в жизни надо бороться.
Татьяна: Хотите напоследок смешной прикольчик о нас с Леной? Когда моему Алешке было два года и сестра гостила у меня в Москве, он подбежал к Лене и со слезами на глазах испуганно спросил: «Мам, а где моя мама?» В этом эпизоде вся наша с Леной счастливая судьба.
ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ МАЙИ ПЛИСЕЦКОЙ
Ее мама рассказывала композитору Пахмутовой: «Майя такой родилась, в два-три года у нее танцевали даже пальчики». Это точно: Плисецкая слушает музыку и изображает ее телом. Только одна Анна Павлова достигала такого художественного воплощения, граничащего с волшебством, когда Жизнь и Смерть, Тело и Дух в неразрывном сплетении воспевали их единство, считал блистательный ученик Дягилева Серж Лифарь.
На старой диктофонной пленке сохранилась запись моей беседы с Сергеем Образцовым, было это году в восьмидесятом. Не знаю, почему я решил спросить его, кукольника, о балерине. И получил неожиданный ответ, который нынче, когда, слава богу, Плисецкая с нами, весьма актуален и звучит злободневно:
— Сказать о Плисецкой, что она великолепная балерина, значит, сказать мало, почти ничего. Плисецкая — законченное произведение искусства, которое мы должны ценить, как ценим мрамор Фидия или Микеланджело. А знаете, что страшно: в каждом ее движении, в лебединых извивах рук и тела, в блеске вдохновенного взгляда — и ангел, и дьявол. Я верю в чудо, я верю в магию небес — поэтому и соединяю несоединимое.