Сильные женщины. Их боялись мужчины

Медведев Феликс Николаевич

Говорят, что подобная, как у Плисецкой, комбинация физических данных и духовного начала встречается раз в сто лет.

Балерина родом из еврейской семьи. Ее дедушка держал в начале века стоматологическую клинику. Еще недавно на двери, за которой он эскулапничал, висела весьма характерная табличка: «Зубной врач Михаил Мессерер. Студенты и солдаты бесплатно». Каково?! Впечатляет! Все дети в этой семье, а их было одиннадцать, посвятили себя искусству. Суламифь и Асаф ушли в балет. Оба стали звездами Большого театра, выдающимися педагогами. Мама Майи Рахиль Рабыла в свое время была соперницей легендарной Веры Холодной. Ее папа — дипломат.

Снова свидетельствует современник. Тетя Майи Михайловны, звезда немого кино, художница Анеля Судакевич , в свои 94 года рассказывала мне следующее:

— Отец Майи был очень интересным человеком огромной энергии. И почему-то он выбрал себе странную командировку на экзотический

остров Шпицберген, и Маечка еще девочкой полетела с отцом. Ее первые детские впечатления связаны с суровым и, наверное, красивым краем. Когда же дипломат Плисецкий вернулся в Москву, его тут же арестовали. Тогда это было обычным делом. Его детей Майю и Алика мы, то есть я и мой муж Асаф Мессерер, взяли себе на воспитание. Майю определили в школу Большого театра. Так началась биография великой балерины. Почему великой? Потому что…

Впрочем, вот как об этом рассуждает режиссер Феликс Слидовкер, снявший о балете неисчислимое количество документальных фильмов. Одно время я был с ним знаком, и сам слышал его потрясающие истории о работе над фильмом про Плисецкую:

Балет — это ежедневная добровольная каторга. Если балетный человек не позанимается три дня — беда.

Если семь дней — катастрофа. Каждый день, как «Отче наш», — класс. Потом репетиция. Потом спектакль. Каждый день одно и то же — монотонно, тяжело, неотвратимо. Но сколько бы я ни снимал Майю, в какой бы ситуации ее ни видел — она ни разу не была некрасивой, усталой. У нее никогда ничего не болит. После тяжелейшей съемки она вошла в гримерную, переоделась, вышла, и мы упали. Богиня, газель, красивая, свежая, молодая! После 14 часов тяжелой работы. И мимоходом бросила: «Да это я к Косыгину на день рождения…» Да, она всегда в форме, всегда собранна, внимательна не только к себе, к другим. Она всегда на высшем уровне. И требует этого уровня от других. Костюмер должен быть красивым. Гример хорошо пахнуть. Это не капризы примадонны. Она не знает полумер.

Теперь понятно, почему Плисецкая — великая? Плисецкая мыслит образами. Ее высказывания — готовые афоризмы, в них и мудрость, и страсть. Характерец у Майи Михайловны еще тот. Она всегда говорит то, что думает. Таких не любят. Таких боятся. Таких ненавидят. Не было начальника, которому бы она не говорила правду в глаза. Не было уборщицы, в разговоре с которой она повысила бы голос. Любовь Плисецкой и ненависть Плисецкой равнозначимы. Она испепеляет. Одной из причин ее предолгого уже пребывания за рубежами нашей родины стали отношения в Большом театре. Вот прямая речь великой непримиримой одному корреспонденту:

«С Большим театром не может быть никаких контактов. Тридцать лет мы были под игом Григоровича. Сейчас таких «Григоровичей» два — Васильев и Гордеев.

Оба клялись, что не будут ставить спектакли, и оба в первый же день свои клятвы нарушили. Поведение Гордеева вообще ни в какие ворота не лезет — непристойность какая-то! Образец того, как не должен вести себя человек. Такое же и его творчество. Композитор Свиридов запретил свою вещь в постановке Гордеева. «Этот ужас не может быть на мою музыку», — сказал он».

Согласитесь, не каждый решится вот так — по авторитетам, по кумирам, по на-чаль-ни-кам. Для Плисецкой нет бога, кроме Бога. (Впрочем, сам не слышал, но другие говорят о хуле: великая-то того, может и матом покрыть.) Что ж, если так — значит характер, мощь. Риск не упасть в глазах других. Помню, году в 87-м в «Огоньке» была напечатана статья Андрея Караулова «Плисецкие миллионы». По тем временам страшная правда о финансовых взаимоотношениях между балериной и министерством культуры. Публикация произвела шок среди миллионов читателей. Плисецкая давала стране миллионно-долларовую прибыль, а взамен великой балерине позволялось брать в свои командировки… кипятильник и рыбные консервы. Плисецкая взорвалась. И этот взрыв кончился разрывом. Майя Михайловна с той поры проживает в Испании и в Германии, а в Россию наведывается лишь на конкурсы «Майя» и по каким-то чрезвычайным обстоятельствам.

— Она очень дружит с моим Борей (художником Борисом Мессерером. — Ф.М. ) и Беллой (его женой, поэтессой Беллой Ахмадулиной. — Ф.М. ), — с теплотой рассказывала Анеля Алексеевна, — пришла Маечка и ко мне в гости. Подарила духи, приятно.

Помню, как в семидесятых годах Плисецкая показала в Доме литераторов свое «Болеро». Зал был ошеломлен. Лично я ничего более эротичного в своей жизни не видел. В те закрыто-сусловские времена такая откровенность казалась почти фантастикой, вызовом. Специалисты утверждают, что «Болеро» — это самое сложное из всего, что танцует Майя: почти двадцать минут она стоит на высоких полупальцах. Немыслимое, нечеловеческое мастерство.

В стране победившего социализма, где «секса не было», Плисецкая «откровенно» демонстрировала красоту человеческого тела и его «основной инстинкт». Плисецкая и впрямь необыкновенно сексуальна, что всегда трогает настоящего мужчину. Но однажды один «настоящий полковник» из Саранска прислал в «Огонек» такое письмо «Друзья по партии! Мы живем в трудное для страны время… молодежь портится… и в эти тяжелые для страны годины вы послабляете и теряете партийную бдительность и вручаете в руки сексуального маньяка мощный рупор политического воспитания трудящихся, который в своих преступных

целях раздевает народных артистов догола, а также депутатку Верховного Совета Майю Плисецкую. Преступный элемент заставил ее в экстазе кататься по полу со своей сексуальной неудовлетворенностью». Паноптикум! Но и это еще не все. Однажды крупный партийный чин вызвал в ЦК автора фильма о Плисецкой. Между ними состоялся такой обмен любезностями: «У вас танцуют голые, а Ева ни в чем не одета». — «Ты только посмотри, у нее, у Евы, все видно. А у него, м-де висит до колен». — «Так это же, товарищ, Адам и Ева, они вообще голые ходили. Хотите, я их в пиджак одену». — «Только не надо мне тут объяснять. Я тоже хожу в Большой театр и знаю, что у них же есть такие штучки — п-нку прикрывают». — «Вы не ходите, вас водят на «Лебединое озеро» — там действительно прикрывают. Но, по-моему (с гримасой), тоже не до конца». Любопытно, как бы это все прокомментировал сегодня г-н Зюганов? О дружбе Пьера Кардена и Майи Плисецкой давно уже ходят легенды. Познакомившись более четверти века назад, эти два великих художника XX века не расстаются, гениально дополняя друг друга. Седовласый законодатель мировой моды не устает повторять, как он восхищается Майей: «Майя выглядела бы великолепной даже обнаженной», — шокировал он публику в январе 98-го года на представлении в зале «Россия» под названием «Мода и танец — Пьер Карден и Майя Плисецкая». Специально для балерины Карден сочиняет уникальные одеяния. Вот одно из них: мерцающее серо-серебристое широкое платье с широкими рукавами, «опутанное» едва заметными проводками, сходившимися в ее руках. Руки беспрестанно движутся, манипулируя мигающими огоньками, а такие же огоньки пробегают по всему платью. Карден всегда говорит, что определяет манеры и поведение человека. Вот и этот созданный им авангардный костюм предполагает «вечное движение» — а не то «огонь» погаснет. Модельеры считают, что лучшего для Плисецкой придумать нельзя. Именно мэтр из Парижа создал неповторимые костюмы ко многим ее балетам — «Анне Карениной», «Чайке», «Даме с собачкой», телефильму «Фантазия» по тургеневским «Вешним водам». Остается добавить, что и Карден, и Плисецкая — кавалеры ордена Почетного легиона, обладатели множества международных титулов и наград.

О любви и дружбе между Плисецкой и композитором Родионом Щедриным также пристрастно судачат уже более сорока лет. Ровно столько, сколько являются мужем и женой балерина и композитор. Два таланта, два полюса, две планеты. Их любовь — другим наука. М.П.: «Я живу ради него, так же как он — ради меня. Это необыкновенный человек с необыкновенным отношением ко мне. Сорок лет он со мной, и с каждым годом он становится все лучше и лучше. Иногда я говорю себе, что так не бывает. А оказывается, бывает. Но, может быть, только один раз на свете». Р.Щ.: «Наши отношения мне кажутся идеальными. Мы во всем помогаем друг другу. Однажды меня спросили, не мешает ли мне, что иногда меня воспринимают лишь в качестве мужа Майи Плисецкой. Я ответил, что не ощущал такой ситуации. Впрочем, был такой случай. Один очумелый балетоман все требовал, чтобы Майя Михайловна подписала ему фотографию, а ее не было в Москве, и я так рассердился, что расписался на ней: «Муж Майи Плисецкой». Он был шокирован, но потом, видно, решил, что, может, для коллекционера в этом есть своя прелесть». М.П.: «У него на Западе ситуация не проста. Эмигрировавшие из России мелкие завистники создали ему жуткий имидж советского чиновника от искусства. Ему поставили в вину, что он был председателем правления Союза композиторов РСФСР. Щедрин не был членом партии, и он согласился на эту должность лишь потому, что его попросил больной замученный Шостакович. Дело доходит до того, что эти завистники приходят и говорят: «Не играйте Щедрина. Нам нужна не музыка, а политика». Я, конечно, переживаю. Я знаю Щедрина как никто, это кристальной честности человек. Его жизнь чиста как стеклышко». К этому можно добавить, что познакомила Плисецкую с Щедриным легендарная Лиля Брик, подруга Маяковского, хозяйка самого знаменитого во все советские времена (Брик умерла в 1987 году) модного салона. Об их любви можно красиво сказать, что боги как бы раскинули над ними волшебный шатер, заслоняющий их от тревог и старости. Любовь и самопожертвование друг для друга создали им ореол верности и вечности между мужчиной и женщиной.

В январе 1998 года душевный покой великой балерины был нарушен публикациями в западной и российской прессе о том, что якобы в Израиле объявился плод тайной любви Майи Михайловны и некоего сотрудника КГБ, сопровождавшего балерину в поездках по свету. История эта, пока не закончившаяся, конечно, выглядит в высшей степени шокирующе, почти неправдоподобно. Балерина открещивается от «дочери», утверждая, что она никогда не рожала и не могла родить и в 1976 году, о чем доставила в соответствующую инстанцию медицинскую справку. Как говорится, тайна сия велика есть, и пусть в ней разбираются заинтересованные стороны. Мне кажется, что нынешняя пресса не может обходиться без такого рода открытий. Тем более когда это касается такой личности, как Майя Плисецкая. Некую навязчивую параллель я вижу здесь в другом: вся творческая жизнь одной из самых блистательных балерин XX века — загадка. Библейская печать. Тайна, которую вряд ли удастся когда-нибудь расшифровать и понять. Сверхчеловеческое доступно лишь богам. А мы, смертные, можем только восхищаться. И гордиться тем, что живем в одном веке с Майей Плисецкой.