Сильвия
Шрифт:
— Откуда вы знаете, о чем я думаю? Я вовсе не об этом думала…
— Извините, пожалуйста. Так вот, я частный детектив из Лос-Анджелеса, не сыщик, не криминальный тип с пистолетом — пистолета у меня вообще нет, а детектив, который занимается расследованием в тех случаях, когда предпочитают обходиться без вмешательства полиции. Такая вот работа. И я пытаюсь обнаружить следы женщины, которая, возможно, — это только мое предположение — родилась и выросла здесь, в Питсбурге. Повторяю: я в этом не уверен. Кажется, мне известно ее имя, хотя и в этом я тоже не вполне уверен.
— Чем я могу вам помочь, мистер Маклин?
— Рассудите сами, как в таких случаях надо действовать? Только путем предположений, которые я потом анализирую, приняв их за исходный пункт для дальнейших действий. Так вот, предположение первое: она родилась в Питсбурге или где-то поблизости. Поэтому я сюда и приехал. Предположение второе: она происходит из бедной, обездоленной семьи, и у нее было трудное детство. А те, у кого трудное детство, нередко попадают в полицейские досье. Вот две исходные посылки, которые я пытаюсь логически развить.
— Ужасно интересно, мистер Маклин. Можно спросить, и к чему же вас приводит эта логика?
— Пока ни к чему. Попал в молоко, как мы в таких случаях выражаемся.
— Скажите, мистер Маклин, а этой женщины что уже нет на свете?
— Нет, она жива.
— Так почему вы не обратитесь прямо к ней?
— Не могу. Может, потом объясню вам причины. А пока просто знайте: не могу.
Она кивнула.
— Не можете, так не можете. А какая ваша третья исходная посылка, если не секрет?
— Что в детстве эту женщину преследовал голод, более сильный, чем голод настоящий, — тяга к знаниям. А откуда же эти знания добыть, если не из книг? Вот почему я пришел к вам в библиотеку. Я предполагаю, что она могла произвести сильное впечатление на кого-нибудь из работавших тогда в библиотеке, запомниться. В Питсбурге четырнадцать публичных библиотек, и до вашей я уже побывал в восьми.
Она явно изумилась.
— То есть весь день вы ходили из библиотеки в библиотеку и задавали вопросы об этой женщине?
— Именно так.
— И что узнали?
— Ничего. Пока ничего.
— Но почему вы так уверены, что она читала книги? Бывают люди, которым много чего хочется узнать, но при этом они обходятся без книг.
— Уверен, что она читала.
— Еще одно предположение?
— Да, но не беспочвенное.
— В жизни ничего подобного не слышала, — сказала она, покачивая головой. — Я была о детективах совсем другого мнения. Да вы, наверно, смеетесь надо мной, а?
— И не думаю, — ответил я. — Я говорю совершенно серьезно, мисс Олански. Мне надо выполнить задание, это моя работа. Вы мне, конечно, можете не помогать, если не хотите. Если решили, что я вам голову дурю и вообще какой-то подозрительный, давайте попрощаемся, и я не буду в претензии.
— Ну, что вы, мистер Маклин, я вовсе не считаю вас подозрительным. У меня воображения не хватит, да и что вам с меня взять? Успокойтесь, прошу вас, я вполне вам верю. А сколько теперь лет этой женщине?
— Двадцать семь.
Она допила свой коктейль. Думаю, если бы не этот коктейль, она бы не сказала мне того, что я от нее услышал. Не стала бы говорить про недостаток воображения. Глаза у нее были полузакрыты, словно она вспоминала свои годы и все пыталась понять, отчего они пролетели так быстро.
— А как ее зовут, мистер Маклин?
— Сильвия.
Глаза ее были по-прежнему полузакрыты, и в тусклом свете бара Ирма Олански выглядела прекраснее, чем могла бы вообразить в самых смелых своих мечтах. Кажется, целая минута прошла, прежде чем она мне ответила, — я уж подумал, что она не расслышала имя. И тут, как бы между делом, она произнесла:
— Да, я помню Сильвию, мистер Маклин. Помню очень хорошо. Наверное, я ее до конца жизни буду помнить.
Глава VII
Могу с абсолютной точностью воспроизвести, что я почувствовал. Раздражение, досаду, ярость, направленную на себя самого, — ну в самом деле, что я тут делаю в баре питсбургского отеля «Уильям Пенн» с этой чопорной, бесполой, засушенной, как лист в гербарии, библиотекаршей. Меня одолевала злость. И если бы я смог подобрать нужные слова, я бы ей выложил без обиняков, что не знала она этой Сильвии, что никакой Сильвии вообще нет, что все это просто розыгрыш от нечего делать.
— Сильвия Кароки, — сказала мисс Олански, — Странно устроена жизнь, мистер Маклин. Тянется, тянется, и вот вдруг что-то происходит немыслимое. Только ждать этого приходится так долго. Ой, боюсь у меня от этого коктейля в голове путается.
— Может быть, еще один?
— Ну что вы, что вы, спасибо. Я пью совсем мало, уж извините, мистер Маклин.
— Тогда, может, поужинаем вместе, мисс Олански?
Она покачала головой, сообщив, что уже приглашена на ужин. Я знал, что она это выдумала, и она знала, что я это знаю.
— А если мы то приглашение побоку, а, мисс Олански?
— Странно, мне казалось, вы сразу загоритесь, узнав, что я помню эту вашу Сильвию.
— Ну разумеется, я очень заинтригован. Только не уверен, что мы с вами говорим об одной и той же Сильвии.
— Конечно. Но почему-то мне кажется, что об одной и той же. Сама не пойму, отчего такая уверенность.
Я снова попросил ее отменить приглашение и поужинать со мной, и тут вдруг она сделала такое, что все мое раздражение разом прошло. Долго смотрела на меня своими темно-серыми глазами и потом призналась: