Сильвия
Шрифт:
«Дорогая Ирма! Когда я про вас думаю, мне так хорошо. Я вас люблю больше всех на свете. В книгах я читала про очень хороших людей и всегда думала, как все эти писатели врут. Но с тех пор, как вы меня к себе взяли, я поняла, что такие люди бывают Вы такая добрая, такая чудесная, просто не знаю, как это сказать. Если бы вы были моя мама или сестра, а так мне же нельзя у вас насовсем остаться. Поэтому я ухожу, потому что по-другому нельзя. Нельзя мне тут всегда жить. Я вас очень люблю, Ирма. Сильвия».
Я дочитал, взглянул
— Вы понимаете, какой это был для меня удар, Мак?
— Конечно.
— Вы только не подумайте, что у меня к ней какие-то патологические чувства были.
— Перестаньте.
— Просто я ужасно любила эту девчонку. Ужасно. Не могла без нее.
— И что, вы больше никогда ее не встречали?
— Один раз встретила, через несколько месяцев.
— И как?
— Да нет, пожалуй, уж больше года прошло.
— А в библиотеке она больше не появлялась?
— Нет. Ни разу не зашла. Сидела я за стойкой своей, ну словно в склепе. А встретила ее на улице. На ней платье в яркую полоску, губы накрашены, волосы свои прелестные постригла. Старалась выглядеть лет на шестнадцать-семнадцать, только не очень у нее выходило Обычная девчонка, грудки крохотные торчат, а двигается скованно — не привыкла еще на каблуках ходить.
Я кивнул, ожидая, что она скажет дальше.
— В общем, встретила я ее, — сказала Ирма.
— И вы не поговорили?
— Поговорили? Да что вы, я просто остолбенела. По том говорю: «Здравствуй, Сильвия». А она стоит, молчит, потом взглянула на меня так пристально, повернулась и бегом прочь.
— Так и удрала?
— Удрала. И больше я ее не видела.
Глава XV
— Мак, у тебя много было женщин?
— Я был женат, Ирма, — ответил я. — Всего несколько месяцев, правда. Мы оба были рады, что можно развестись.
— А что случилось?
— Никто таких вещей объяснить не может. Что-то не вышло, вот и все.
— А теперь? Теперь ты так вот один и живешь?
— Почти все время.
— Я тоже. Почему мы такие невезучие, Мак?
— А почему весь этот паршивый мир сплошь состоит из невезучих? Почему в нем одна грязь да гадость, и вранья столько, и мерзости? Меня все время жизнь носом в мерзость тычет, Ирма. Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, мне нравится своей работой заниматься? Выслеживать, ловить людей на супружеской неверности и прочем паскудстве, и все чтобы доллар-другой заработать; а жизнь идет, так вот и сдохнешь среди грязи.
— Не нравится мне, когда ты так говоришь, Мак. Да и неправда это.
— А тебе откуда знать?
— Мы когда с тобой познакомились?
— В пять вечера.
— Неужели? Хотя, ты знаешь, для меня время значения не имеет. Целый год пройдет — и не заметишь. Ничего не случилось, а года нет как нет. Только вот с тобой по-другому, как будто я тебя всю жизнь знала и ты мне как брат.
— Господи, Ирма, ну зачем я тебе как брат? Вот из-за этого у тебя ничего и не выходит, тебе ведь только брат нужен.
— Мак, я же знаю, что ты на самом деле профессор истории, пусть и несостоявшийся, зачем же ты со мной разговариваешь, как будто детектив из кинофильма?
— Из какого еще фильма? А, за ремесло свое расплачиваться приходится.
— Я о брате вспомнила, потому что мне страшно. Что-то я из колеи выбилась, Мак. Ужасно боюсь. Просто дрожу, ты на руки мои посмотри.
— Меня боишься?
— Себя, — прошептала она. — Хочу тебе нравиться. И не знаю как. Уже час ночи. А я битых два часа думаю, как бы сделать, чтобы ты меня полюбил. Ну как, скажи?
Глава XVI
Я лежал в постели Ирмы и смотрел, как за окнами начинает светать. Света вскоре стало достаточно, чтобы разглядеть лежащую рядом женщину, ее крепкие бедра, большую грудь, чресла, предназначенные рожать детей, которых у нее никогда не будет, — о эта девственная нагота женщины, которой тридцать шесть лет.
Я и сейчас не возьмусь определить, что я чувствовал к Ирме Олански. Про такое можно, конечно, сказать двумя словами, что, вот, мол, подцепил нервозную старую деву, библиотекаршу, и в тот же вечер с ней переспал. Но не с этого все началось и не этим кончилось Несколько часов нас с ней связывала редкая и настоящая близость. Никакой лжи, никаких иллюзий, но была у нас общая память о девочке, которую мы оба знали только по разрозненным впечатлениям. Мы оба уже немолоды, но тут к нам вдруг вернулась юность, а может и что-то больше.
Ирма не спала.
— Ты подремал? — шепотом спросила она.
— Чуточку.
— А я совсем нет, — сказала она. — Как странно, утро уже, и ты лежишь рядом, смотришь на меня.
— Почему странно? Ты очень красивая, Ирма, сильная, жизни в тебе столько, красивая ты, очень красивая.
— Знаю, — неожиданно сказала она. — Только поздно. Мак, слишком поздно.
Часть 3
Лоунокс
Глава I
Я уговорил Ирму позавтракать в кафе. Мы пошли пустынными утренними улицами, на которых лежали густые тени, и, потолкавшись среди рабочих в цветастых клетчатых рубашках — жестяные коробочки с бутербродами через плечо, — отыскали какую-то забегаловку. Завтрак устроили себе роскошный. От усталости с ног валились, но чувствовали себя по-настоящему живыми.
Спросил Ирму, увидимся ли мы вечером, и она сказала, что конечно, обязательно — с явным облегчением, боялась, видимо, что мы с ней попрощаемся. Я ей сказал, что до прощания еще далеко, и тут мы расстались; она пошла на работу, а я к себе в отель.