Сильвия
Шрифт:
Я оторвался от дороги, чтобы на нее взглянуть, и увидел, что она широко улыбается.
— Все понятно, — сказал я. — Я вам нравлюсь, потому что не спрашиваю, кто этот Фред.
— Да ну вас!
— А почему же тогда я вам симпатичен?
— Вы, сами знаете, не первый красавец в мире, но мне с вами надежно.
— И на том спасибо.
— Можно расслабиться, когда я с вами, — добавила Сильвия.
— А так вы все время настороже?
— Почти все время.
— Трудно это, — заметил я.
— Конечно. Мак, послушайте…
— Что?
— А что вы про меня думаете?
— Я вас люблю, — сказал я.
И не взглянул на
— Мак…
— Да?
— Вы что, серьезно это сказали?
— Абсолютно серьезно.
— И вот оттого вы держитесь со мной так напряженно — ни обнять не пробовали, ни поцеловать?
— Мне просто страшно.
— Вы уже большой, Мак.
— И вы тоже, Сильвия.
— Что-то глупый у нас получается разговор, вы не находите, Мак?
— А я вообще глупый.
— Мак… — теперь она почти шептала. — Послушайте же, Мак.
— Да, я вас слушаю.
— Этот Фред…
— Я не желаю знать ни про какого Фреда.
— Напрасно. Потому что Фред — это человек, за которого я собралась замуж.
Часть 11
Брентвуд
Глава I
Миссис Маллен позвала нас к шести, умудрившись вскоре отправить в кровать четырех из полдюжины своих детей. Вдобавок ко всему хаосу, царившему в их доме, Маллен извлек откуда-то громадную бутыль красного калифорнийского вина и, разливая его по стаканам, заметил, что иной раз и поэзия приносит свои плоды: вот один его бывший студент работает теперь на винодельческом комбинате и, отдавая дань признательности своему старому профессору, с каждого урожая присылает десять таких сосудов величиной с бочонок. Появилась большая глиняная миска риса с овощами. Дети вопили, мокрыми пеленками выражая свой протест из-за того, что их так рано укладывают, а миссис Маллен со своим непоколебимым спокойствием совершала рейс за рейсом из кухни в детскую, потом в столовую и опять на кухню. Приглашены были еще Джералд Хейнц с кафедры литературы, только что выпустивший роман из римской истории, и его жена Марта, работавшая ассистентом Маллена, но сейчас находившаяся в отпуске по беременности уже на последнем месяце; так она сидела с выражением полной отрешенности на лице, пока вокруг царил весь этот бедлам, — с женщинами перед родами часто бывает так, что они словно выпадают из окружающей жизни. Потом пришли еще пятеро студентов Маллена, им хотелось познакомиться и поговорить с мисс Вест. А часам к десяти появились профессор Коен с женой. Маллен ждал их к ужину, но они были чем-то заняты, и профессор просил разрешения зайти попозже, чтобы перемолвиться несколькими словами со мной. Кажется, его одного интересовал в этой компании именно я.
Для Сильвии это был первый за всю ее жизнь такой вечер, никогда прежде не попадала она в университетское общество, где увлекаются тем, что важно для нее самой, да и в домах таких ей прежде бывать не случалось: никакой роскоши, все крайне скромно, не считая бесчисленных книг, но и ни следа той обрекающей на деградацию нищеты, которая для нее явилась стимулом к поэзии, — наоборот, при кажущемся разгроме все тут продумано, с комфортом устроено для того, чтобы все себя чувствовали в родной стихии.
Хотя могло бы быть и вовсе не так — я это знал, потому что мне было известно, какая смертная тоска такие вот встречи педагогов, мыслящих «от и до», изводимых ничтожными делами своего учреждения и собственными
Я следил за ней, стараясь угадать, что она чувствует. Не знаю почему, мне было немного страшно и все казалось, что сегодня вечером очень многое решится, — впрочем, я сам боялся, в этом и было все дело, но вскоре мои страхи улетучились. Они исчезли, как только Гэвин Маллен сказал, что он о ней думает. А произнес он вот что, если правильно припоминаю:
— Знаете, Маклин, я бы от зависти с ума сошел, если бы боги в непостижимой мудрости своей не сулили мне женщину, не столь уж уступающую мисс Вест.
— Вы это серьезно? — спросил я.
— Еще бы! Да вы посмотрите на нее. Видите, как она сама на вас смотрит? Господи, ну почему мы так слепы!
— О себе такого не скажу.
— А все равно мне вас жаль. Я бы на вашем месте смел с дороги всякого, кто между вами встанет.
— Вот и у меня такое же чувство, — сознался я.
Глава II
Они с миссис Маллен все время друг на друга с любопытством поглядывали, а я любовался Сильвией. С наслаждением смотрел, как она держит ребенка, пока мистер Маллен управлялся с другим. Что в таких случаях положено говорить женщине? Я молил се про себя: «Не нужно лепетать, какой он миленький. Не нужно к себе его прижимать». Она и не прижимала. Она молча держала этого трехлетнего карапуза, оказавшегося пухленькой девочкой, и просто внимательно, очень внимательно вглядывалась в ее личико. Передала потом ее матери, и я сказал себе: «Слушай, Маклин, ну хватит уже всего на свете бояться. Что ты все трепещешь да трепещешь от страха!»
Глава III
За столом Хейнц заметил: «А я думал, мисс Вест, вы совсем другая». Не сдержался и ляпнул: «Знаете, мисс Вест, я как-то думал, вы больше похожи на свои стихи. Такое ведь не вообразишь, о чем вы пишете».
— Нет, — сказала Сильвия, — я все же больше на воображение полагаюсь.
Марта Хейнц прокомментировала:
— Что вы, мисс Вест, он просто хотел сказать, что вы необыкновенная женщина.
— Не обращайте внимания, он у нас такой пурист, — вмешался Маллен, — а миссис Хейнц просто не очень точно выразилась. Тут вот какое дело: он голову себе сломал, расшифровывая ваши символы, и вдруг оказывается, что вы совершенно простой, обыкновенный человек.
— Благодарю вас. Только я сама так о себе не думаю.
— Ну вот видите, — возликовал Хейнц. — Не бывает совершенно простых людей, женщин, по крайней мере.
— А вы так хорошо знаете женщин? — накинулся на него Маллен. — Да перестаньте вы! Ничего-то мы про них толком не знаем, а вы, Хейнц, тоже ничего не знаете, но стараетесь придумывать Бог весть какие сложности. Простота — это что такое? Это безыскусность, а вовсе не способность закрывать глаза, когда видите, что на стене общественного туалета нацарапана какая-нибудь гадость. По-моему, мисс Вест, вы вполне соответствуете собственным стихам. Давайте у Маклина спросим: вам тоже казалось, что она другая, пока не познакомились?