Симарглы
Шрифт:
— В общем, отправляйся в пешую прогулку, — заявила Карина с непререкаемым апломбом вузовской профессорши. — Каждый день по шесть часов броди по городу в течение недели. Начинай каждый раз с того места, где закончила, и по своим следам старайся не возвращаться. Когда закончишь — нам будет, о чем разговаривать.
Так начались Ленины походы.
Пока она была жива, она мало задумывалась о том, что такое город. Главными в городе были фонари. Рассеянный, бледный, загадочный свет «глазиков на ножках», как звала их Лена в детстве, теплый свет маленьких окошек в огромных домах… Среда обитания, построенная из желто-белых островков прозрачности и тьмы. Может быть, потому, что Лена чаще ехала в институт и возвращалась из него затемно?..
Ночь превращала город в скопище огней, тогда как день делал его… просто строением из картона под высоким небом. И не думайте, что картон — это аллегория. Ничуть не бывало. Из чего же еще делаются эти великолепные вывески на старых фасадах?.. Ну ладно, пусть не из картона, пусть из пластика — все равно это кричаще, безвкусно, ненастояще… но мы к этому привыкли.
Теперь Лене пришлось узнать город гораздо лучше.
Она выучила карту практически наизусть — да не на схеме, а ножками, ножками. Карина каждый раз высаживала ее в каких-то потерянных закоулках, и говорила: «Дойди туда-то». При этом дорогу было спрашивать нельзя. О нарушениях Карина узнавала сразу и безошибочно. Конечно, она никак не наказывала Лену. Просто первый раз, когда Лена рискнула все-таки остановить вопросом какого-то аборигена, не успела она остаться на улице одна (ответ завел ее в какую-то густую мешанину заборов) перед ней опустился симорг Карины, и девочка сухо скомандовала: «На сегодня урок закончен».
С тех пор Лена никогда не пыталась нарушить указания своей учительницы, пусть и не совсем понимала, чему же ее учат. Не ориентации же на местности?
На третий день до нее дошло: Карина хочет, чтобы она узнала город лучше, почувствовала его. В теории, конечно, догадка выглядела прекрасно, но попробуйте почувствовать что-то, когда вы блуждаете, сбивая ноги! Какие-то заводские территории, лабазы, склады, проходные дворы в центре… центр — а кажется полнейшая окраина! Окраина — а кажется, декорации к «Сталкеру»!
И то, и другое было равно безликим. В центре грязи поменьше, чем, скажем, в Москве (Лена как-то бывала там проездом), а на окраине — что в каком-нибудь Нерчинске или Усть-Ишиме. Или Тынде. Есть какой-то такой город на востоке.
Одни и те же проулки. Одни и те же обшарпанные подъезды. Старушки в старых, травленых молью пальто (так и хочется сказать «салопах»!) Магазины с сонными ворчливыми продавщицами и мутными витринами, как будто бы оставшиеся с советских времен. Объявления об открытии памятнику безвестному Иванову И.В… почему-то ими были оклеены все столбы… — у Лены это вызывало только усмешку. Надо же, как стараются, и ради чего?.. Улицы имени каких-то забытых и никому уже сейчас ненужных героев. Изнанка жизни.
Иногда Лене начинало казаться: это все тоже декорация, как Ирий. Только Ирий декорация глянцевая, избыточно красивая, словно для театрального рекламного проспекта, а эта как будто изрядно повалялась на складе. Ничего настоящего в городе не было. В первую очередь он подавлял своей запутанностью и стихийной бессмысленностью норы хомяка, который стягивает к себе все, что сумеет найти, вне зависимости от того, полезно оно или нет.
А шла весна, и в лужах среди бензиновых разводов плыли белые облака, и нестерпимо сияли намываемые хозяйками стекла…
Однажды с Леной произошла одна, более чем странная встреча.
Города — необычные существа. Они существуют даже там, где не существуют. Они ничего не хотят выпускать из своих цепей. Даже хилые куски природы, которые они принимают в себя, они извращают до совершенно непотребного состояния. Особенно четко это становится понятно в городских парках, и именно весной, когда прозрачные капли падают с тонких оголенных ветвей в бензиновые лужи… когда бетонные плиты мостовой покрывает еще неубранный ковер опавшей хвои, и делает обычную парковую лестницу похожей на вход зачарованного замка спящей красавицы, или уж, по крайней мере, на страшно таинственные старые развалины. Солнце нежно светит сквозь голые еще — или даже в первых листиках — ветки, придавая декорации внутренний смысл и одухотворенность, но взгляд не может удержаться и не упасть на грязную пластиковую бутылку, или на пустой пакет из-под чипсов… Старая-старая сказка борется против надменной холодности реальности и проигрывает, постоянно и отчаянно проигрывает.
Пожалуй, Вик не смог бы вызвать здесь свою природную магию — не магию. Или смог бы?.. У Лены ощущение «леса» терялось, но ведь это и не ее епархия. В любом случае, в подобных местах ей становилось не по себе: она чувствовала, что задавленный лес готов отомстить. Здесь шла бесконечная, изматывающая война, в которой не могло быть выигравших.
«Когда-нибудь все пожрет пустыня…» — откуда к ней пришла эта мысль?..
Такие чувства владели Леной, когда она, гуляя по парку, встретила ту женщину. Точнее… не встретила — увидела. Женщина была рыжеволосой (не того красивого оттенка, который так любят романисты, а более умеренного темного цвета с отливом вареной моркови), в очках и с веснушками. Одета в темный берет и скромный серый плащ — пожалуй, даже несколько тепловато для этой погоды. Одной рукой она держала книгу — кажется, «дамский детектив» в пестрой обложке, — другой качала коляску. Туфелька коричневой замши на низком каблуке мерно постукивала по асфальту.
Лена сама не знала, что в этой женщине так привлекло ее внимание. Пожалуй… да. Женщина выглядела нездешней. Так же, как и парк казался чужим городу, пытался прорвать его цепи, так и женщина эта казалась чужой парку… казалась чужой всему, что ее окружало. Даже солнце, как будто, не светило на нее так как надо.
Лена остановилась шагах в пяти и принялась рассматривать незнакомку, пытаясь понять, в чем причина ее странного впечатления. Она знала, что та ее видеть не может — коронный фокус симарглов оставаться незаметными, когда они не хотели, чтобы их замечали, Лена уже освоила, это оказалось совсем просто. Она внимательно изучала сверху вниз аккуратно уложенные волосы женщины, ее гладкий затылок с крендельком косы… ее веснушки, густо покрывающие щеки, тень от ресниц, падающую на рыхловатую кожу… Она смотрела и на ребенка: обыкновенное маленькое спящее существо, ничем не примечательное.
Женщина захлопнула книгу и посмотрела прямо на Лену — и в то же время сквозь нее. А потом произнесла хорошо поставленным голосом школьной учительницы:
— Вы же здесь, я знаю. Я вас не вижу, но чувствую. Кто вы?.. Вас послал отец?!
Лена сделала шаг в сторону. Она знала, что стало видимой… ощущение было не из приятных. Честно говоря, ее охватила паника. Кто эта женщина?! Чего она хочет?!
— Вы… кто вы?! — воскликнула Лена едва ли не в ужасе.
Женщина сверлила ее взглядом.
— Это я должна у вас спросить, — звонко отчеканила она. — Сашу я вам не отдам, имейте в виду!
— Мне не нужен ваш Саша! — Лена отступала прочь. — Честное слово, не нужен! Я просто хотела…
Она в панике завертела головой, оглядываясь. Женщина вскочила со скамейки… Лене кажется, или вспышки ее гнева действительно прочертили воздух вспышками золотых молний?!
— Убирайтесь! — гневно воскликнула она. — Убирайтесь прочь!
Воздух вокруг женщины святился уже просто непереносимо, и словно бы даже издавал шипение — как вода, испаряющаяся со сковородки. «О боже, да она не человек!» — мелькнуло в голове у Лены и она, совершенно не героически, бросилась бежать, перемахнула через низенькую оградку вдоль склона и бросилась вниз, к реке… остановилась только у самой кромки воды. Там она слегка отдышалась.