Симфонии двора (сборник)
Шрифт:
1995 год
ПЕРСОНА ВНЕ ЗАКОНА Депутатская застольная
Мне десять лет вчера чуть было не впаяли.
Но в этот раз бессилен был закон.
А ну, сисястая, станцуй нам на рояле!
А ну, губастая, подуй нам в саксофон!
И ты, пархатенький, на скрипке
постарайся —
Здесь не Америка, здесь могут
не простить —
Сыграй про Мурку нам, да чтобы в темпе
вальса,
Да со стаканом к нам не вздумай
зачастить.
Ведь я персона вне закона —
Моей стране за то большая честь.
Я как звезда без небосклона:
Закона нет. А я-то есть.
Столица спит. А по столице мчится
Автомобиль с огромным синяком.
Я депутат. Со мной такого не случится,
Чтоб я на нем поехал прямиком.
Пускай другим сирены горлохватят,
И пусть другие прячутся ползком.
А ну, сисястая, присядь к нам на шпагате!
А ну, глазастая, моргни одним глазком!
Ведь я персона вне закона —
Моей стране за то большая честь.
Я как звезда без небосклона:
Закона нет. А я-то есть.
Я депутатом стал за три вагона водки —
Электорат бегом бежал голосовать.
А ну, сисястая, возьми, вот, на колготки!
А ну, губастая, кончайте баловать!
И ты, менток, и эти, в штатском рожи,
Что мне в стакан подходите глядеть,
Я вас узнал! И вы танцуйте тоже,
Когда я вам с эстрады буду петь.
Ведь я персона вне закона —
Моей
Я как звезда без небосклона:
Закона нет. А я-то есть.
1996 год
ПЕСНЬ О ЧЕСТНОМ МЕНТЕ
От этой чудной танцовщицы,
Что стоит денег целый куш,
Мог без ума всю ночь тащиться
Видавший виды «Мулен Руж».
Видавший все на свете Брайтон,
Не шибко падкий до чудес,
Салютовал бы ей «ол-райтом»
И многодолларовым «йес»!
Но это дело было в Сочи,
Что далеко не зарубеж,
Где в ресторане каждый хочет
К ее ногам и даже меж,
Где в кипарисовых аллеях
Макушки щупают луну,
И сатана с вечерним клеем
Наклеит чью-нибудь жену.
И надо ж было так случиться,
Что очутилась она там
Непревзойденной танцовщицей
И в телесах не по годам.
Был стан и нрав ее раскован —
Сравнить бессилен комплимент —
Такой, что даже участковый
Зашелся страстью, хоть и мент.
Ее он в серебро и злато
Мечтал всю доверху одеть,
Но на ментовскую зарплату
Позволить мог одну лишь медь.
Он не имел для встреч квартиры
С медвежьей шкурой на стене
И ненавидел рэкетиров
За это тихо и вдвойне.
Что в этом случае, известно,
Мужчина должен предпринять.
Но он был мент, к тому же честный,
И на мундир не смел пенять.
Он рисовал в себе картины:
Что вдруг маньяк ее «пасет»,
Что вдруг пристанут к ней кретины,
А он увидит – и спасет!
А вдруг она согласна будет
Сейчас же двинуть под венец?
Она ж – кабацкая! В ОРУДе
Узнают только и – конец!
Прощай, участок и карьера,
Зарплата, пенсия и власть.
Подумать, так на какого хера
Такая свадебка сдалась.
А вдруг она на самом деле
Согласна будет – за любовь?
Ой, донесут в политотделе,
Моментом высосут всю кровь!
Там только ждут. Там только рады.
Там только ищут, кто – кого.
А ножки все-таки что надо.
И остальное – ничего.
И в час, когда цикады пеньем
Чаруют мир, как скрипачи,
Порвался трос его терпенья,
И он настиг ее в ночи.
И он сказал: «Прошу придурком
Меня не счесть. Вот документ.
Хотите стать второю Муркой,
Ловить преступный элемент?»
Она сказала: «Ради бога,
Мой государственный амур!
Я с вас возьму не так уж много —
Со скидкой, в общем-то, на МУР…»
И здесь, на самом интересном,
Я чуть вам, братцы, не соврал:
Ведь он был – мент. К тому же
честный.
И он ее арестовал.
1988 год
ПЕСНЯ О ПРОФЕССИИ ДРЕВНЕЙ
А намедни приехал ко мне своячок —
Деревенский, простой, от сохи мужичок.
Прикупить, пригубить, приобуться —
одеться,
Да на баб на живых, городских
наглядеться.
Я в делах позарез, по кадык был,
И от дел своих сбежать не мог никак.
Он в затылке почесал: мол, куды мне?
Я по горлу постучал: мол, в кабак.
И пошел он. Душою и помыслом чист.
Улыбнулся ему на всю сдачу таксист.
За пятерку вошел, за червонец разделся,
А за два фиолетовых так разговелся!
Что оркестр взыграл за десятку
Рок-н-ролл с переходом на гопак.
И ударил Василий вприсядку —
Он был пьяный немножко дурак.
Загудело в нутре у него. От и до.
И почуял Василий в себе Бельмондо.
Замахнул и пошел, как в селе
на смотрины,
Ухватить, чтоб была, эх, не хуже Сабрины!
Но сказали экзотические телки:
– «Катерину», дядя Вася, приготовь.
(Что таить: на селе секс-потемки,
Засвети – просветим за любовь!)
Уронил потолок штукатурку в фонтан.
Заорали ему: «Ты вприсядку – вон там!»
Зазывали его две грудасто-плечистых.
«Рус, давай!», – ободрял пьяный хор
интуристов.
Две девчоночки сквозь фирменные
шмутки
Засветили ему прелести в дыму,
И спросил он их: «Вы, правда,
проститутки?»
И тогда они ответили ему:…!
…………………………………………..
А когда всю посуду собрали в мешок,
Сквозанул из Василия нервный смешок.
Выводили его как угонщика судна.
И вздохнула одна: «Деревенскому
трудно…»
И помчал автоспецмед по столице,
Где маникюром не скальпированный чуть,
Он спросил еще: «Дадите похмелиться?»
И заплакал в протокол: «Домой хочу-у-у…».
Вот вам песня о профессии древней
И о сращивании города с деревнй.
1988 год
ПОЙМАЛИ ВОРА!
Права консьержка. Дробью из бердани
Меня бы гнать задолго до того,
Как я пришел на ваше на свиданье
И долго бил влюбленного его.
Твой кавалер с того балдел —
На фартук новый твой глядел.
А я – с груди и ножек.
Твой кавалер тебе носил
Конфеты или апельсин.
А я – табак и ножик.
Права соседка. Дворник полоротый —
Во всем злодей не меньше моего —
Не углядел, как я через ворота
Взашей погнал влюбленного его.
Твой кавалер пропеть был рад
Тебе в ночи сто серенад —
На скрипке – шит не лыком.
А я восьмеркой на семи —
Враг школы, дома и семьи —
А-ля гоп-стоп со смыком.
Прав дворник был. К шпане и хулиганам
Имеет страсть пай-девочек душа.
И хоть я рос смышленым мальчуганом,
Я в тех делах не смыслил ни шиша.
Твой кавалер из темноты
Кидал в окно твое цветы.
И точно – докидался!
И как-то раз, когда темно,
Я сам себя швырнул в окно
И как-то там остался.
Ах, этой женской логики причуды —
От них одни волненья и беда.
Она меня спросила: «Ты откуда?»,
Хотя спросить бы надо: «Ты куда?»
А кавалер твой выл: «Люблю-ю…»,
Он обещал залезть в петлю —
Так грустно ему было.
А я в ответ ему на вой
Швырнул веревки бельевой.
А ты швырнула мыло.
И света нет. И дворник пьян.
И я, безгрешен, окаян,
Влетел в окно, как ворон.
Судьба играет в поддавки,
И нежных, нежных две руки
Поймали вора!
1989 год
ПОТЕРПЕВШАЯ
Гулял я ночами по Выборгу
И ножичком лихо играл,
И грабил не всех, а по выбору,
И даже не все забирал.
В слезливой балтийской туманности
Я плавал как рыба в воде.
Я был сердобольный до странности.
И это учли на суде.
Сидел я на лавке занозной
И годы считал наперед,
А злой прокуроришка слезно
Просил: меня – только в расход.
Кричал, мне эпитеты вешая,
За все несусветно кляня,
И только одна потерпевшая
Глядела с тоской на меня.
Я вспомнил ее и очкарика,
Который годился в отцы.
Я встретил их возле фонарика
И сразу же взял под уздцы.
Она улыбнулась загадочно,
А этот давай голосить,
И я ей сказал, что припадочным
Нельзя дорогое носить.
Без крови, без травм и без выстрела
Оставил
Его пожилого, но быстрого
Я слышал вдали в тишине.
Она ж, удивленная фортелем,
Смутившись в какой-то момент,
Сказала: «Вы все мне испортили.
Хороший сорвался клиент!..»
Курила, от холода охая,
Шубейки крыла запахнув,
Красивая и одинокая —
Такую как бросишь одну?
А дома малец и не топлено,
И угол дрянного дрянней,
И все, что по жизни накоплено,
Одето сегодня на ней.
Платок весь слезами просолится,
Окурок умрет на ветру.
И стало мне горько и совестно,
Как будто чужое беру.
Как будто совсем не кричали здесь,
И я, на другое клоня,
Сказал: «Вы напрасно печалитесь —
Считайте клиентом меня».
Порушил мне воспоминания
В тот миг горлохват – прокурор,
И я пред высоким собранием
Вставаньем почтил приговор.
В браслетах, но носа не вешая,
Стоял – я сидеть не спешу.
Сидела одна потерпевшая,
Шептала: «Я вам напишу…»
1995 год
ПРИСКАЗКА
В темных переулках, где
рассказывали сказки,
И в них очень верила
окрестная шпана,
Жизнь моя помчалася,
как с горочки салазки —
Вовремя не спрыгнул —
и случилась мне хана.
И приснилось мне в дыму
тюремного кошмара,
Будто я вернулся в эту
молодость мою.
А еще приснилась мне
моя гитара,
И с ней, по старой памяти,
я присказку пою.
«А как на улице одной
Жил да был один блатной:
Срок мотать и все – мотать —
Ах, век свободы не видать!
А как на улице одной
Жил да был один блатной.
Он – в тюрьму, и все —
в тюрьму,
А кто блатнее не пойму».
Зря тогда красавица
состроила мне глазки —
Я им не поверил,
как не должен верить вор.
И она осталась навсегда
в далекой сказке,
Там, куда не пустит
заколюченый забор.
Там, где тополя
весной роняют перья,
Где я за ней бегом,
на вдохе их ловлю…
А потом проснусь и
кованою дверью
Наотмашь захлопну
эту молодость мою.
«А как на улице одной
Жил да был один блатной —
Воровал – не воровал,
А потихоньку блатовал.
А как по улице одной
Шел за девушкой блатной,
Он – за ней, и я – за ней, —
А в этом деле я блатней».
А может так случится,
что и эту дверь откроют
И выведут в рубахе
цвета белого белей.
И опять по памяти
прогонят перед строем
Ряженых в парадное
белых тополей.
А дни замрут на стенах,
перечеркнуты крестами,
А в конце – квадратик из
непрожитого дня.
Значит со свободой
поменялись мы местами,
Значит эта присказка будет
про меня.
2004 год
РОЖИ
Я работал музыкантом
В самом шумном кабаке.
И какой-то фраер с бантом,
С толстой денежкой в руке,
Нам сказал, что мы не гожи,
Не оркестр мы, а сброд.
Я ему ударил в рожу,
И мне дали сроку год.
Я сидел, как демон в клетке,
Молодой и полный сил.
И дни, как капли из пипетки,
Я давил, давил, давил.
И мечтал, когда опять я
Заявлюсь к себе в кабак
В виде крестного распятья.
Только вышло все не так.
Все же лагерь, он есть – лагерь.
Объяснять мне не с руки,
Что не все в нем – бедолаги,
Что не все в нем – мужики.
Активисты есть в нем тоже.
И был один такой сексот.
Я ему ударил в рожу,
И мне еще впаяли год.
Был еще менток-начальник —
Нет ни слуха, ни ума.
Он сказал: «Что год не чалить?
Год – курорт, а не тюрьма!»
Он сказал, что чем-то схожий
Я для общества с прыщом.
А я ему ударил в рожу,
И мне добавили еще.
И вот сижу, как демон в клетке,
Табаком себя травлю,
И дни, как капли из пипетки,
Все давлю, давлю, давлю…
И мечтаю, что я в раже
В кабаке глотну фужер.
Ну, когда, когда, когда же
Рожи кончатся уже?
2002 год
РОЗА
Он Розочке пальтишко подавал,
Мотивчик негритянский напевал.
И Роза, гордость нашего квартала,
Ему, кажися, тоже подпевала.
А мы ее спросили: «Ты куда же?»
Она на нас не оглянулась даже.
А этот нас улыбкой ослепил:
Мол, дескать, эту Розу я купил!
Кого купил ты, сука?! Ты знаешь ли о том,
Что бляди – это тоже часть народа?
Ты плавай там, где сухо, крути быстрей
винтом,
Пока тебя не сделали уродом!
Он кое-что кумекал в матерках.
Он Розочке подал не тот рукав.
А Розочка с него за сто зеленых
Не отводила глазонек влюбленных.
А мы ему сказали: «Эта леди
С тобой за сто зеленых не поедет.
За сто зеленых – это просто смех!»
А он сказал: «Я покупаю всех!»
Кого купил ты, сука?! Ты знаешь ли о том —
Жиганская душа не продается!
Нам если надо будет, мы все и так возьмем —
У нас экспроприацией зовется!
Он нервно так резиночку жевал,
Кошмарно это все переживал,
Но стрелочка на часиках вертелась,
И очень-очень Розочку хотелось.
И дрожь его на этом прошибала.
А тут еще вмешался вышибала.
Он слово ему на ухо сказал
И Розе ниже пупа показал:
Кого купил ты, сука?! Ты знаешь ли о том —
У нас и так в стране проблема СПИДа!
А-ну, давай отсюда! А-ну, крути винтом!
А ну-ка, делай быстро ноги, пидор!
1989 год
С КРАСАВИЦЕЙ В ОБНИМКУ
Одевался модно, броско,
Когда был я молодой.
Я носил штаны в полоску,
А полоски были вдоль.
И когда я очень просто
Угодил на долгий срок,
Дали мне штаны в полоску,
А полоска поперек.
Ах, спасибо фотоснимку —
Я на нем во всей красе.
Я с красавицей в обнимку
На песчаной полосе.
Не вернуть – разбейся в доску —
Это время хоть на час,
Где мне светлая полоска
Выпадала через раз.
Где мне белые ботинки
После черненьких штиблет?
Где брюнетки? Где блондинки?
Через раз их больше нет.
Ах, спасибо фотоснимку —
Я на нем во всей красе.
Я с красавицей в обнимку
На песчаной полосе.
1995 год
СВАТОВСТВО ЖИГАНА
Благороднейший папаша,
А я вот что вам скажу:
Нет, я не порчу дочку вашу,
Я просто близко с ней дружу.
И напрасно черной сажей
Вы рисуете беду —
Пускай она сама мне скажет:
«Вам уходить». И я уйду.
Три дня в неделю я хочу, не реже,
Встречаться с ней и щупать ваш уют.
Пока я с ней, вас не зарежут,
Не рэкетируют!
Зря кричите вы, мадамы,
Не гофрируйте лицо —
Я к вам хожу не за приданым,
А чтоб примерить ей кольцо.
Зря сучите вы ногами,
Я здесь не для куражу.
Я к вам хожу не за долгами,
А за взаимностью хожу.
А ваш прием меня безбожно ранит,
Здесь про меня вам на ухо поют.
Но я уйду – и вас ограбят,
И всех снасилуют!
Зря вы прячете за шторой
Ваше милое дитя —
Я не хочу в окно к ней – вором,
Хоть это делаю шутя.
Ну, ответь же, моя прелесть,
Что шептала мне в усы —
А то они здесь мелют ересь
И не туда суют носы.
А ваш прием меня безбожно ранит,
Здесь про меня вам на ухо поют.
Но я уйду – и вас ограбят.
И в подоле вам принесут.