Симфония дикой природы
Шрифт:
Стадо разрасталось постепенно, и когда они пришли на новое место, в старые заросшие гари, то в стаде было уже почти два десятка голов. При таком количестве оленей всегда одна из старших маток была "сторожем".
В то время, когда остальные кормились, "сторож" стоял и осматривал округу, вглядываясь и прислушиваясь. Так можно было заранее заметить опасность и предупредить сородичей...
...Рогач пришёл в знакомые места и зажил спокойной размеренной жизнью. Ночами он отъедался в осинниках, а вечерами,
Однажды он, Рогач направился к солонцу, на котором давно уже не был. Пройдя по неглубокому распадку, олень поднялся на невысокую перемычку отделяющую речную долину от вершины распадка.
Пройдя между сужающимися белеющими в темноте, слегами заборчика, олень попытался пройти сквозь узкие воротца в сторону солонца, когда вдруг на отростки левого рога упала металлическая петля. Рогач тряхнул головой, пытаясь избавиться от мешающей ему проволочной петли, но только плотнее затянул её!
Тут Рогач испугался не на шутку. Он, напрягся всем своим большим, сильным телом и упёршись острыми копытами в землю, стал мотая головой пытаться порвать металлическую петлю.
Мышцы его тела вздулись, сухожилия натянулись и тросик, на другом его конце, впился в белую кору берёзы у основания, на котором была закреплена петля.
Тросик натянулся как струна и плохо заплетённые пряди проволоки, стали вдруг растягиваться, распутываться и неожиданно тросик порвался, оставив небольшой конец на роге оленя.
По инерции, Рогач прянул, опрокинулся на поджарый зад, перевернулся через бок, вскочил на дрожащие ноги и помчался, не разбирая дороги по ночному лесу, треща валежником, ломая кусты по дороге, испуганный, но счастливо свободный!
На конце его толстого с восемью отростками, коричнево - серого рога остался болтаться обрывок проволочного тросика...
...Предзимье. По ночам уже холодно, но днями, когда яркое солнце поднимается к зениту, иногда, в заветренном месте, где-нибудь в развилке крутого распадка, так неподвижен прогретый лучами воздух, и так покойно и приятно полежать смежив веки, вспоминая недавнее, но ушедшее навсегда тёплое, ароматное лето...
Серые безлистые леса продуваемые насквозь внезапно налетающим холодным ветром, стоят осиротело, словно в тёмном трауре, а длинными ночами в болотных мелких лужах вода промерзает почти до дна.
Первый сырой снег, упавший на тёплую ещё землю - стаял, а нового, уже постоянно зимнего, ещё не было...
...Вот в такое время, из глухой сибирской деревни, в сторону синеющего на горизонте таёжного хребта вышел маленький караван из двух лошадей, двух всадников и двух собак лаек. Проезжая по деревенской улице, всадники кивали головами любопытным старушкам, одетым в старинные плюшевые жакетки на ватине, и большие шерстяные платки.
Они сидели на лавочках, у высоких деревянных оград, деревянных же бревенчатых домов, во дворе которых заливались лаем хозяйские, тоже охотничьи собаки.
Эти сгорбленные временем и тяжёлым крестьянским трудом старушки, помнили этих мужчин - охотников ещё мальчишками, когда спрятав отцовскую одностволку в штаны и запахнувшись ватником, они крались по улицам, стараясь незамеченными уйти в соседний лес.
Местный егерь был очень строг и всегда докладывал начальству о случаях браконьерства и стыдил родителей несовершеннолетних охотников, которые в неположенное время и в неположенных местах, устраивали "сафари", вопреки всем распоряжениям местных властей...
Преодолев реку вброд, всадники выехали на просёлочную дорогу и потянулись неторопливо по пологому подъему в сторону далёкого таёжного зимовья, стоящего за перевалом, в одном из неприметных таёжных распадков.
Собаки покрутившись недалеко от всадников, освоившись с походным режимом, надолго убегали вперёд, пробуя распутывать звериные следы, но не задерживались, чтобы не отстать от всадников...
Заночевали в полдороги от охотничьего участка, в зимовье, расположенном у подножья горной гряды, в развилке между двумя таёжными речками.
Развьючив лошадей, люди растопили печку в домике и сварили пельмени, которые домочадцы охотника, готовили перед выходом два дня, с утра до вечера. Пельмени получились крупные, размерами один к одному, вкусные и питательные.
Поужинав и покормив собак сушеной рыбой, прихваченной с собой в больших количествах, путешественники занесли в домик вьючные сумы, а полмешка замороженных пельменей, положили под крышу, повыше и подальше от собак. Утомленные долгим переездом, уснули рано, как только ночь опустилась на таёжные склоны ближних хребтов...
Уже в темноте, на край поляны заросшей молодым сосняком, вышел лось.
Он постоял, втягивая воздух горбатым носом с подвижными крупными отверстиями ноздрей и учуяв запах дыма, поворотил назад и обойдя зимовье по большой дуге, по лесу, вышел на реку ниже по течению и войдя в обмелевшую воду, склонив голову на длинной шее долго пил, втягивая жидкость в булькающую просторную требуху.
Потом, не поднимаясь на берег, зверь, долго и неподвижно стоял, подняв голову повыше и прядая ушами...
Услышав, как дверь в далёкой зимовейке хлопнула, зверь перешёл речку на другую сторону и углубился в густой лес у подножия холма...
На другой день, Охотник и сопровождающий его конюх, поднявшись ещё до рассвета, торопясь попили чаю, оседлали продрогших за ночь лошадей и отправились дальше...
К полудню, преодолев невысокий перевал заросший крупным кедрачом, перекусив на ходу, едва успели к сумеркам в охотничий домик.
Наскоро развьючив лошадей и стреножив их, отпустили пастись на большую поляну перед домиком, а сами на костре сварили ужин и даже выпили по пятьдесят граммов самогонки, прихваченной с собой предусмотрительным Охотником.