Симфония для пяти струн
Шрифт:
А в отделе Важных дел Руки Гармонии царила деловая суета. Совершенно нормальная на взгляд постороннего человека. Стало больше работы, добавилось новое важное дело, всё просто и правильно. И только человек, часто заходивший туда, отметил бы разительную перемену, и, возможно, ужаснулся бы.
Уже очень, очень давно в этом отделе не было смертей. Во всяком случае, на памяти ныне действующих работников. И прощать подобного никто не собирался. Пусть синеглазый демон и был необщительным одиночкой, но к нему привыкли, он стал неотъемлемой частью небольшой дружной семьи, и без него
Сосредоточенные же лица с головой ушедших в работу следователей, едва ли не поселившихся на рабочих местах, мечущихся по городу с раннего утра до позднего вечера, не сулили ничего хорошего пока ещё неизвестным убийцам.
Часть Вторая. Резонанс
Сон был странный. Страшный и завораживающе прекрасный одновременно. Щекочущий нервы сумбур из впечатлений и ощущений.
Безучастная ко всему темнота, наполненная криками боли и грохотом взрывов. Синие, как умытое грозой вечернее небо, глаза на размытом, будто схематичном лице — неоконченный рисунок на сером холсте. Ощущение полёта — или падения — и снова крики. Отчаянные, испуганные, на разные голоса. Зовущие кого-то несуществующего, просящие о помощи, злые, приглушённые, детские. Вдруг закричал весь огромный город, разом, как по команде. Солёные, пахнущие железом брызги, бьющий по нервам ужас не желающей разрушаться гармонии.
А потом был долгий, очень долгий полёт, наполненный почти болезненным наслаждением от чувства разрушительной, безграничной свободы. Огромная белая птица с поэтичным именем «вечный странник», парящая над тягучими водами Великой реки, несла весть о буре, ступающей следом за ней. О напоённых электричеством тяжёлых грозовых тучах, влекомых штормовым ветром, и высоких изменчивых горах, сотканных из чёрной воды.
— Ау, очнись! — кто-то осторожно потряс меня за плечо, и сон, пугающе реалистичный, вдруг растаял, оказавшись простым сном. Я растерянно открыла глаза и села, оглядываясь.
Холодный каменный пол, отполированный до зеркального блеска; наверное, мраморный. Вокруг, судя по ощущениям, очень просторное пустое помещение, но разглядеть его не получается; окружающую темноту не в силах разогнать свет крошечных огоньков. Светлячки эти были вмурованы в пол на расстоянии в несколько шагов друг от друга, и эта тонкая сетка застилала пространство пола, докуда хватало глаз.
— Где мы? — я с искренним удивлением обернулась к будившему меня Карту. Опомнившись, поспешила опустить взгляд. Это далось на удивление легко. — И почему? И как мы тут оказались? И что делать, если вы… ты сейчас, ну, сорвёшься…
— Стой, стой, помедленнее, — оборвал мой поток вопросов живой ветер. — Во-первых, сорваться я уже не должен, — он несколько нервно хмыкнул. — Одного раза хватило. Что последнее ты помнишь? — уточнил он. Я задумалась.
— Ну, помню, как в Храм пришла. Там был смотритель, очень обаятельный мужчина. Он показал мне алтарный камень — я и не предполагала, что он такой огромный на самом деле! — а потом мы пили кофе. Вкусный, кстати! А потом… честно говоря, не помню, — я смутилась.
— Обаятельный, — с непонятной интонацией вздохнул Аль. —
— Почему? — опешила я. — Что, тот мужчина… как же его… А! Тар Тавьер! Это он нас сюда притащил?
— Вряд ли, — Карт снова вздохнул, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку. Тут только я обратила внимание, что внешний вид следователя оставляет желать лучшего: взъерошенная шевелюра, исцарапанное бледное лицо, изорванная грязная одежда, в прорехах которой виднелись тёмные пятна, определить происхождение которых в рассеянном свете было затруднительно, но возможных вариантов было немного.
— Что случилось? Ты не ранен? — встревожилась я.
— Нет, пустяки, — отмахнулся он. — Пойдём, надо найти выход. Должен же он здесь быть…
— Кто пришёл к нам этой ночью, кто незваный этот гость? — вкрадчиво пропел где-то совсем рядом красивый, хорошо поставленный бархатистый мужской драматический баритон. Я испуганно шарахнулась, вцепляясь в рубашку спутника обеими руками. Он крепко обхватил меня за плечи, настороженно оглядываясь.
— Кто это? — выдохнула я. Ничто не тревожило света разбросанных по полу огней. Если здесь и был кто-то помимо нас, он явно не стоял на полу. Или был невидим.
— Может, мне порвать их в клочья, в гроб сложить — и в крышку гвоздь? — кровожадно предложило с другой стороны женское лирическое сопрано.
— Или вырвать эти души из пристанищ их земных? Очень хочется мне кушать, я бы начал нынче с них! — ехидно откликнулся лирический тенор.
— Вы глядите, замолчали! Вправду стоит их убить. Ведь незваными примчались, в ночь, когда хозяин спит! — возмутилось сопрано.
— Во имя Хаоса, — пробормотал Аль. — Я, кажется, знаю, куда мы попали. Ты умеешь петь и говорить стихами? — с надеждой обратился он ко мне. Голоса тем временем оживлённо обсуждали, что с нами сделать. Всё в том же бравурном строгом ритме, всё так же в стихах и всё более кровожадно.
— Я… могу попробовать… — окончательно растерялась я. — А почему нельзя нормальными словами? Стихи, может, и получится, правда кривовато, но петь я не умею. Это слух у меня есть, а вот с пением проблема…
— Да это не важно. Главное, попробуй. Я-то и двух слов связать не могу!
— А что говорить-то?
— Попроси их отпустить нас домой, — Аль пожал плечами. — Наверное…
Я вздохнула и на всякий случай зажмурилась, складывая слова в четверостишие — импровизировать вот так сходу у меня не получилось бы точно.
— Извините за вторженье, не хотели вам мешать! Кто вы, странные творенья? Нас не нужно убивать, — осторожно пропела я, пытаясь копировать их собственный ритм.
— Странная формулировка, — тихо хмыкнул Карт. Голоса после моей фразы почему-то затихли. Упали в обморок от ужаса? В общем-то, их можно понять: фальшивила я страшно.
— Рифму другую не придумала, — покаялась я.
— Посмотрите, эко диво! Они могут говорить! — пропела доселе молчавшая невидимка альтом, пробравшим до самых костей. От этого голоса по спине почему-то побежали мурашки. — Есть уже их некрасиво. Может, вправду отпустить?