Симонов и война
Шрифт:
Три недели назад мы все вместе обсуждали на «Мосфильме» сценарий А. Б. Столпера, написанный по моему роману. Все участвовавшие в обсуждении в один голос сказали, что первая половина сценария, до 16 октября 1941 года, удалась и что, в сущности, по ней уже можно приступать к работе над первой серией фильма. Все единодушно пришли к выводу, что вторая половина сценария скомкана и над ней надо проделать большую работу, чтобы все события, связанные в романе с периодом от 16 октября до разгрома немцев под Москвой, построились во вторую серию фильма, по силе равную первой. Таким образом, все пришли к убеждению, что Столперу надо довести до конца работу над сценарием, который с
Теперь, спустя три недели Вы приглашаете меня подумать над тем, нельзя ли превратить сценарий Столпера в сценарий односерийной картины? Отвечаю на это с полной убежденностью: сценарий Столпера задуман как двухсерийный, близко следующий за тканью романа и задним числом переделывать его в сценарий односерийного фильма — значит калечить всю работу. А если мы с Вами считаем, что сценарий — основа фильма, то я не вижу, как можно по искалеченному сценарию сделать хороший фильм. Если студия теперь решила делать не двухсерийный, а односерийный фильм, то по сценарию Столпера его снимать нельзя. Значит, студия должна отказаться от этого почти готового сценария и — если она захочет — заказать другой сценарий другому человеку. Насколько это справедливо и целесообразно — судить не мне, а студии. Мое дело внести ясность в этот вопрос.
Но я хочу внести ясность и в еще один вопрос, затронутый в вашем письме. Вы пишете: «Справедливо ли, что мы ввергаем зрителя в необходимость в течение сотен и сотен кинематографических метров смотреть на то, как отступала, претерпевая всевозможные муки и унижения, Советская армия?»
Насколько я понял, с этими соображениями связано и желание сделать по «Живым и мертвым» более короткую, компактную картину. Но я не могу согласиться с этими соображениями ни в двухсерийном, ни в односерийном фильме. Какой бы фильм ни делался по моей книге, в нем должна быть показана и горечь наших поражений и ошибок, и мера нашего мужества и стойкости несмотря ни на что уже в декабре 1941 года принесших нам первую большую победу над немцами. В фильме должно быть ровно столько же сказано и о том и о другом, сколько об этом сказано в романе. Если же заранее искать в будущем фильме других пропорций трагического и героического, чем те, которые есть в романе, то я, как автор романа, прошу вообще не делать в таком случае фильма по моей книге — ни длинного, ни короткого, никакого. Я спокойно отнесусь к тому, если по моей книге вообще не будет сделан фильм. Делать его совсем не обязательно. Но если уж делать, то его нельзя делать вразнобой с книгой.
С товарищеским приветом, Константин Симонов.
Кармену Р. Л.
Получил твое письмо. На первое не ответил, решил отложить разговор до встречи. Но раз ты едешь — скажу сейчас.
После опыта с «Если дорог…» и с дневниками я не вижу пока реальной возможности рассказать в кино о первом периоде войны с той мерой приближения к правде, которая была, скажем, в «Живых и мертвых». А раз так, то мне не хочется принимать участие ни в вольном, ни в невольном — вопреки нашему жизненному опыту и взглядам — приглаживании великого подвига нашей страны в те страшные для нее четыре года. А если не показать, из какой глубокой ямы мы выбирались в сорок первом году, то не покажешь и меры подвига, как
Описывать же такую великую войну — великую по ее непомерной тяжести, промямлив для начала что-то малоразборчивое об отдельных упущениях и недостатках, — «есть тьма охотников, я не из их числа»! И тебе это, по-моему, делать ни к чему.
А сделать по-другому, шире, о войне в целом можно будет лишь тогда, когда в науке и в обществе возобладает справедливый исторический взгляд на весь ход войны — с начала и до конца. Взгляд, при котором можно действительно показать весь путь и всю огромность пройденной нами дистанции от подлинного июня сорок первого года до мая сорок пятого.
Я стремлюсь в меру своих сил на своем маленьком участке работы содействовать возобладанию такого взгляда. Как делать это за письменным столом — знаю: или в печать или в стол. А как за монтажным — не знаю. Там при расхождении в точках зрения в стол не положишь.
Откровенно говоря, я куда более горячо сочувствую плану «Записок современника» (кстати, неплохое название для киноленты) и готов буду всегда поделиться с тобой всеми мыслями, оставшимися еще в моей заметно поглупевшей за последнее время голове.
Наблюдение чудес эквилибристики в исторической военной науке, видимо, уже начинает разрушать у меня в башке какие-то центры равновесия, когда долго смотришь на такую карусель, самого начинает тошнить и хочется закрыть глаза.
За добрые слова о моей книге спасибо. Сам еще не знаю, как она вышла. Иногда кажется — да, а иногда — нет.
Раз едешь — значит едешь. Хорошо понимаю, что предварительные колебания врачей сильно тебе все испортили, но последнее слово за тобой, и раз ты его сказал — остается пожелать тебе доброй работы и хорошего пульса.
Дело, конечно, очень интересное. Только раз уж едешь — по-деловому береги себя, делай только то, что не могут сделать другие, а все остальное грузи на них.
Жалко, что буду в Москве только двадцать пятого.
Обнимаю заочно. Жму руку. Твой К. С.
Дементьеву А. А.
Студия «Мосфильм» познакомила меня с копией Вашего письма о фильме «Солдатами не рождаются». Хочу изложить в связи с этим несколько соображений.
Никто не заставлял Комитет кинематографии и студию «Мосфильм» ставить фильм по моему роману «Солдатами не рождаются». Если комитет или студия считали неправильным, что одним из двух главных героев моего романа является генерал Серпилин, если они считали, что им не должен быть человек, подвергавшийся в прошлом необоснованным репрессиям, то не надо было ставить фильм по моему роману. Ставить фильм я никого не просил, а давать согласие на то, чтобы в романе было одно, а в фильме другое, — не собирался и не собираюсь.
Я считаю, что и Вы, если по Вашему убеждению, одним из двух главных героев романа и фильма не должен быть человек с такой биографией, как у генерала Серпилина, имели возможность и право, прочитав мой роман и сделанный по нему сценарий, отказаться от участия в военной консультации. Но раз Вы, прочитав и роман, и сценарий, взялись за эту консультацию, я имел и имею право считать, что один из двух главных героев романа и фильма — генерал Серпилин, с той биографией, какая у него есть, не вызвал и не вызывает у Вас возражения. Иначе как же Вы могли браться за консультацию фильма?