Симптомы любви
Шрифт:
Когда били куранты, все молчали – загадывали желания. Ритка даже зажмурилась. Наверное, мечтала о какой-нибудь кукле или о говорящем пони с розовой гривой.
Обычно я составлял список своих желаний заранее, на каждый удар часов. А сейчас, со всей этой любовью, забыл напрочь. Сколько ни били куранты, отсчитывая секунды уходящего года, я все время думал об одном – чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила… И не заметил, как все начали поздравлять друг друга.
– С Новым годом!
– С новым счастьем!
Вот всегда мне было непонятно, как это счастье может быть новым? Год сменял один другой, а счастье, по-хорошему, должно было оставаться тем же, что вчера, что завтра. Но я тоже повторял вместе со всеми эти загадочные слова и, кажется, начинал верить, что новое счастье обязательно должно быть лучше старого. И вдруг мой смартфон зазвонил! Я был уверен, что это Бочкин, кто же еще? Но услышал испуганный голос какой-то девчонки.
– Бориска, с Новым годом…
– Спасибо, – я пытался сообразить, кто это.
Быть может, из-за выпитого бокала шампанского голова хуже работала. Что тут говорить, я был непривычен к спиртному. А в ушах звучало лишь одно имя: «Инга!»
– С тобой все в порядке? Как себя чувствуешь?
– Фирсова! – выдохнул я.
– Извини, – зачем-то стала оправдываться Катька. – Просто я думала, как ты там…
В памяти тотчас возникла картинка, как Фирсова пытается оторвать мне ногу, чтобы я сверзился из окна зала уже инвалидом. Но если подумать, одна лишь Катька вцепилась в меня тогда. Все остальные только глазели, как ошалелые. И с шаром она мне помогла, пусть он и не пригодился, в том смысле, что не помог моим отношениям с Ингой. Но факт остается фактом – Фирсова оказалась неплохим человеком, хоть и была старостой.
– Кать, прости меня за все! – просто сказал я. – Ну, если когда грубил и все такое. Я рад, что у меня есть такая подруга, как ты.
– Ты это серьезно? – недоверчиво переспросила Фирсова.
– Сто пудов! Спасибо тебе, Кать. И это… С новым счастьем!
– И ты прости, что лишнего Алле Олеговне наговорила про вашу драку с Сопыгиным. И вообще. Я теперь языком трепать не буду. Если ты со мной дружить станешь, я готова молчать как рыба. А хочешь, из графика дежурств на январь тебя вычеркну? Никто не заметит, честно. За этим только я одна слежу…
– Катька, притормози! – я даже рассмеялся. – Столько добрых дел сразу, это слишком. Мне хватит и того, что ты о каждом моем прогуле завучу доносить не станешь.
– Обещаю и даже клянусь! – заверила Фирсова.
И я понял, что этот новый год уж точно не будет похож на старый.
После разговора с Фирсовой я сообразил, что в этом году еще не слышал унылого голоса Бочкина. Быть может, по новому телефону он будет звучать иначе? Но все осталось по-прежнему.
– Бочкин, с Новым годом! – радостно поздравлял я. – Ну что, сидите?
– Сижу, – прогудел Бочкин.
– В смысле, с кем сидишь-то?
– Ни с кем, один. Родители только что на корпоратив смотались, а мне сказали спать ложиться. Но я пока сижу, что-то не хочется спать.
– Да ты что, Никитос? Как это один? Что значит, смотались? Ты серьезно?
Я просто захлебывался вопросами. А мои уже наседали со всех сторон.
– Кто один?
– Никита один?
– Зови его к нам…
– Немедленно!
Бочкин, видимо, понял, что я разнервничался не на шутку, уже пытался успокоить:
– Да не волнуйся. Родители со мной Новый год встретили и подарков – целая куча. Они вот только сейчас уехали.
– Быстро к нам! – скомандовал я. – Без разговоров.
Это еще хорошо, что Бочкин жил в соседнем подъезде, через пять минут был у нас. Его усадили на Риткино место, сестра уже заснула, и ее перенесли к бабушке на кровать. Никитос, конечно, от всего отказывался.
– Я сыт, – мямлил он, гуляя голодным взором по салатникам. – Родители суши заказали. Наелся рисовых рулетов.
Но перед моими предками не устоять. Впихнули в него и оливье, и «шубу», и бабушкины пирожки. А потом завалили вопросами про школу, про оценки, про учителей. Моя ежедневная пытка. Бочкин сначала отвечал нехотя, а потом воодушевился: выложил даже про пару за контрошу по алгебре. Вот убейте меня, он будто даже надеялся, что его станут ругать. И когда бабушка покачала головой:
– Никита, двойка – это нехорошо! Учись лучше, старайся. А если что, я тебе с математикой помогу, – он прямо весь расцвел, засветился от счастья.
– Ты не подумай плохого, я лучше калькулятора умножаю! – уверяла бабушка.
А папа все шутил:
– Конечно, лучше калькулятора. Это же еще мой школьный «Электроника МК-51», он сломан давно – последние пятнадцать лет одни нули показывает.
Так мы сидели, смеялись, уплетали салаты, пока животы не начали трещать по швам. За окнами постоянно вспыхивали огни, раздавались взрывы петард, сияли россыпи салютов. Народ веселился, народ гулял.
– А можно мы с Никитой на каток сходим? – попросил я. – А то еда уже из ушей лезет.
– Пускай идут, – одобрил папа.
– Ну как это, поздно уже, – забеспокоилась мама.
– Можно сказать, еще рано, – улыбался папа. – Хоккейная коробка как раз под окнами, если что, ты позовешь ребят завтракать.
Я не дожидался окончания этой беседы: схватил коньки, Бочкина и рванул из квартиры. Уж очень не терпелось поглядеть, какой он, этот новый год…
На катке
На улице было светлее, чем днем. Город не спал. Улицы пели и плясали. На катке играла музыка. Мы заскочили к Бочкину, взяли его коньки и погнали на лед. Так давно я хотел прокатить с ветерком по нашему катку: на дворе уже стоял январь, а я впервые шнуровал коньки. Посреди ледового поля поставили елку, на ней горели разноцветные лампочки, а вокруг кружили люди. Стайки девчонок, они порхали, как яркие птицы – легкие, живые. За ними вприпрыжку скакали по льду парни. Они шутили, переговаривались с девчонками, кидались в них снежками. Были здесь и парочки. Влюбленные катались, обнимая друг друга. А еще я увидел пару пенсионеров из нашего подъезда. Они ехали, взявшись за руки: такие румяные и беспечные, будто им стукнуло по десять, а не по сто лет. Бочкин катался довольно скверно, вечно у него ступни заворачивались внутрь. Может, был слабый голеностоп или еще что, но выглядел он довольно комично. Вроде едет, но какой-то раскоряченный. Мы сделали пару кругов вокруг елки под нестареющий «Last Christmas» Джоржа Майкла. Ветер морозил нос, и снег летел в лицо.