Симптомы любви
Шрифт:
– Борис! – окликнул меня кто-то.
Я обернулся и чуть не грохнулся на ходу. Ноги начали вытворять какие-то невероятные фортели и, казалось, вот-вот завяжутся узлом. Ко мне ехала Инга. Задорная, быстрая – глаз не оторвать! Кудри выбились из-под шерстяной повязки, щеки горят. Я прямо залюбовался, но тут же меня бросило в жар от страха. Что сейчас устроит Инга? Какую смерть придумает мне за тот непрошеный поцелуй? Я все же грохнулся на лед: пал к ногам своей возлюбленной. Инга засмеялась, присела рядом со мной. Протянула руку.
– Поднимайся, не ударился? – спрашивала она.
– Все нормально, – кажется, я сломал себе копчик. – Так ты не сердишься?
– На что?
– Ну, за то, что поцеловал тебя тогда…
Инга посмотрела на меня серьезно, а потом кивнула в сторону: мол, поедем, поговорим. Я тут же забыл про ушибленную спину, рванул за ней. Мы отъехали подальше. Теперь разноголосая тусовка осталась вдали, у елки, а мы присели на лавку возле борта катка. Музыка доносилась сюда, но уже не такая громкая: «АББА» поздравляла всех с Новым годом. Инга молчала, видимо, думала, как мягче меня послать. Тогда я начал первым:
– Ты прости, я не хотел…
– Не хотел?
– Точнее хотел, но не так…
Я понимал, что опять несу несусветную чушь. И тут Инга взяла меня за руку. Я сразу замолчал, и клянусь, от ладони будто бы прошел разряд тока. Я прямо весь задрожал. Это было совсем не то, что держать новый смартфон, – клянусь вам! Инга обхватила мою ладонь своими тонкими, холодными пальчиками и смотрела куда-то вниз, на коньки.
– Мне Катя Фирсова все рассказала. – Инга подняла голову, и теперь ее глаза были как раз напротив моих.
– Вот трепло! – процедил сквозь зубы, вырывая руку.
– Не сердись на нее. Она как лучше хотела. Сам бы ты не решился…
Вот только что я перестал ненавидеть Фирсову и тут же узнаю о ее новой пакости. На кой черт она лезла в наши с Ингой отношения? Почему решила, что именно ей следует рассказывать о моих чувствах? И что там наплела? Стыд какой.
– Это ни в какие ворота не лезет! – я вскочил и стал прокатываться мимо хоккейных ворот. – Что она себе позволяет! Может, и на свидания с тобой станет вместо меня ходить?
Инга захихикала.
– Смешной ты, – она стала дышать на замерзшие пальцы. – Да сядь уже обратно.
Я послушно плюхнулся на лавку.
– Замерзла? – теперь я сам зажал ее пальцы между своими ладонями, стал согревать.
– А ты хотел бы пригласить меня на свидание? – спросила Инга, позволяя мне греть ее руки.
– А тебе Фирсова этого не рассказала? – пытался отшутиться я. – Может, по ее словам я уже и жениться готов?
– Она сказала только то, что это ты зеркальный шар в школу принес.
– И больше ничего? – насторожился я.
– А надо было? – Пальцы Инги все еще лежали в моих руках. – Если ты сделал это для меня, спасибо! Только прошу: не надо жалости ко мне, ладно? Я помню, как ты смотрел на меня в ту субботу, когда узнал, что я сирота. Наверное, захотел сделать доброе дело. Я тебе, конечно, благодарна. Шар отпадный! Но ты знай, я в сочувствии не нуждаюсь. Понятно? Так что если все это – шар, танец… поцелуй – из желания осчастливить сиротку, то зря. Я умею радоваться жизни. Не танцую с кислой миной. Из окна прыгать тоже не пытаюсь…
Инга все говорила, а я слушал и не мог понять – к чему это она. Как могла подумать, будто я из жалости лезу целоваться? Хотелось подобрать нужные слова или, не раздумывая долго, снова поцеловать ее как следует.
– И на свидания меня зовут регулярно! – продолжала Инга. – Так что приглашай ту, которая на самом деле нравится…
Я уже почти решился ответить, что именно она мне и нравится, но Инга резко отодвинулась, поднялась и покатила по льду куда-то в центр празднования, где вился шумный хоровод вокруг елки, где Бочкин, сомкнув колени, кривенько обкатывал коньки, выглядывая – куда же я подевался. Какая-то пара мгновений, и фигурка Инги затерялась, будто и не сидела она только что рядом, не грела пальцы между моими ладонями. Я не переставал удивляться тому, что происходит вокруг. Теперь в ловушку угодила сама Инга. Казалось, она мало думает о чужом мнении. Так оно и было. Но в тот момент, когда она все же пыталась понять поведение других – мерила на себя. Она не хотела производить впечатления: быть лучше, чем есть на самом деле. Это верно. И тому стоило поучиться. Но Инга была уверена, что все про всех знает. Видит насквозь. И каждому поступку находила свое объяснение. Впервые я вспомнил слова Сопыгина о том, что она задается. Впервые я понял, что Инга тоже слабая. Если она думала, что кто-то ее жалеет, значит, жалела себя сама. Не иначе.
– Где пропадал, старик? – настиг меня Бочкин.
– С Ингой разговаривал.
Бочкин стал оглядываться, но никого рядом со мной не увидел. Всерьез забеспокоился, что я отморозил мозг.
– Вообще-то, ты здесь один.
– Скажи-ка, Бочкин, – спросил я, – ты когда-нибудь целовал девчонку из жалости?
Никитос махнул на меня рукой. Лицо его выражало отсутствие любых побуждений для поцелуя. Он не понимал своего счастья: как же проста и прозрачна была его жизнь…
Третье неотправленное письмо
Каникулы я потратил на то, что пытался составить Инге новое письмо. На этот раз хорошее, правильное, честное. Без напускного бахвальства, без глупых шуточек. И главное, надо было объяснить, что совсем не жалел ее.
Привет, Инга, мне тебя ни капли не жаль…
Набивал я, а потом пялился в беспощадный компьютер часами, не в силах придумать и слова, пока Бочкин не вытаскивал меня на улицу. Вернувшись с катка или из киношки, я стирал одинокое предложение и пытался начать заново.
Инга, я и не думал тебя жалеть, пока ты не сказала, что я тебя жалею…
И это никуда не годилось. Хотя было чистой правдой. Как раз теперь, когда мне приходилось объяснять Инге, что не испытываю к ней жалости, я начал всерьез беспокоиться за нее. Вероятно, бандитское поведение и неуемная жажда справедливости – все это из-за того, что Инга не верила в лучшее. Считала, что добро может постоять за себя только при помощи кулаков. Жизнь обошлась с нею несправедливо, и теперь Инга вершила свой суд, чувствуя себя в ответе за каждого безвинно угнетенного. Но говорить об этом в любовном письме мог только последний дурак. Тогда от бессилия я утыкался в зомбоящик, где можно было увидеть хоть кого-то глупее самого себя, а вернувшись к компьютеру, вместо своей фразы видел какой-то странный набор букв: