Символ Веры
Шрифт:
– Я вас убью, - повторил Олег.
– Я убью вас, Деспер...
Наверху Олега ждали две записки фототелеграфа, доставленные пневмопочтой. В одной Хохол кратко извещал, что скоро его, наконец, выписывают из больницы, подлатали хорошо, и нехудо бы встретиться, перетолковать за жизнь и все остальное. В другой была только одна фраза хорошо знакомым почерком.
«Tengo culpa»
«Прости меня», по-испански.
Солдатенков понял, кого имел в виду десперовец,
Олег смял записку, уронил ее, глядя, как тонкий листок, кружась, опускается на мягкий ковер. Бесцельно походил по номеру, спотыкаясь о мебель. Галстук начал душить. Человек попытался снять его, но мешала булавка. В конце концов, Олег просто вырвал ее, разодрав воротник сорочки, стянул с шеи удушающую петлю. В груди, рядом с сердцем, потихоньку разгорался огонь боли. Человек сел, привалившись спиной к роскошной двуспальной кровати. Здоровый глаз жгло, больной же застыл в орбите, словно кусок льда. Олег провел руками по лицу, стер непрошенную слезу, однако на ее место выкатилась другая. И еще, и еще...
Сидя прямо на роскошном паласе, Олег тер глаза, словно школьник, стыдящийся показать слабость перед одноклассницами. Пока, наконец, не разрыдался по-настоящему.
«Я вас найду, я вас убью...» Как, должно быть, он был смешон для могущественных кригсмейстеров со своим размахиванием кулачками. «Деспер» снова выиграл, даже не напрягаясь, мимоходом и между делом.
Одинокий калека с изувеченным телом и душой, в окружении роскоши и достатка, плакал впервые за три года, понимая, что «Деспер» снова выиграл. И снова забрал у него все. По-настоящему все.
Утром следующего дня Хольг Зольден оставил за собой все прошлое. Он выписался из роскошного отеля, исчезнув без следа. О том, куда Хольг отправился дальше, мог бы поведать Антуан Торрес, однако Капитан не афишировал, кто и откуда приходит в Народный Антиимпериалистический Фронт.
Так началась кровавая и страшная вражда, замешанная на безграничной ненависти. Ей суждено было продлиться почти двадцать лет и унести жизни многих, очень многих людей...
Но это уже совсем другая история.
* * *
Гильермо послушно вытянул правую руку. Швея быстро пробежалась умелыми пальцами по шву, закрепляя края ткани булавками. Непрошеный лучик солнца скользнул по белоснежной ткани, заиграл на золотом шитье. Избранный папа отправится в camera lacrimatoria, чтобы выбрать одну из трех сутан разного размера. Однако Морхауз не собирался оставлять что-либо на волю случая, так что правильное облачение подшивалось заранее, в точности по фигуре.
– И о насущном...
– церемониймейстер склонил голову, с крайне озабоченным видом открыл
Гильермо молчал, поворачиваясь вокруг собственной оси соответственно командам швеи.
– Вам следует обдумать также еще один весьма важный вопрос, - сообщил церемониймейстер.
– А именно, вопрос имени. Учитывая обстоятельства и сообразно консультациям, я порекомендовал бы вам принять имя Пия Двенадцатого. Дабы сохранить преемственность во всей полноте.
– Гильермо, - сказал будущий понтифик, опуская одну руку и поднимая другую.
– Простите... что?
– Гильермо, - повторил Боскэ.
– Осмелюсь возразить, - церемониймейстер явно колебался, разрываясь между почтительностью и необходимостью вразумления.
– С учетом всех обстоятельств, определенно куда более уместным стало бы имя Пия...
– Разве все мы не равны перед Господом?
– легко возразил Боскэ.
– Разве он не читает всех нас подобно раскрытой книге, от первой и до последней буквы? Какая разница, чьим именем и номером я назовусь, если пред Ним я останусь тем же, кем и был?
– Ваше ...
– церемониймейстер немного помолчал, собираясь с мыслями.
– Неужели вы порицаете своих предшественников, которые ...
– Разве я сторож собратьям своим?
– Боскэ не стал ждать окончания фразы.
– Это их выбор, их решение. Я же был назван своим именем, под ним и намерен предстать пред Его судом, когда придет мой час. Я думаю, что Гильермо - звучит не хуже любого иного имени.
– Быть может, стоит хотя бы транскрибировать его на … более традиционный европейский манер? Скажем, Вильгельм. Вильгельм Первый?
Боскэ не ответил. Церемониймейстер машинально сглотнул, немного помолчал, избегая встречаться взглядом с будущим Гильермо Первым. Затем, после долгой паузы, наконец, решил, что не стоит сразу и явно перечить понтифику, а лучше на время сменить тему.
– Хорошо...
– церемониймейстер извлек из папки пергаментный лист.
– Тогда соблаговолите оценить свой личный герб. Его наличие - непременная традиция, коей уже много веков.
– Я помню, - Боскэ чуть усмехнулся своим мыслям.
– Благодарю, это тоже не нужно.
– Не ... нужно?..
– церемониймейстер поперхнулся.
– Да, не нужно, с той же легкостью подтвердил Гильермо.
– Я уже думал об этом. И мне представляется, что герб должен быть прост и сдержан.
– Вы ...
– похоже, церемониймейстеру сегодня было суждено общаться главным образом растерянными паузами в попытках осмыслить услышанное.
– Но ... есть же соответствующие каноны!
– Я знаю, - Гильермо старался говорить предельно доброжелательно, дабы не обижать собеседника чрезмерной суровостью.
– В монастырской библиотеке была соответствующая книга. И я ее читал.