Символ Веры
Шрифт:
До поезда оставалось еще тридцать минут.
Хольг потер ладони, которые немилосердно потели - личная реакция на стресс и опасность. Машинально провел ладонью по куртке, ощупывая контуры конверта во внутреннем кармане. Франки, которые принимают по всему миру, даже в России. И эскудо, с ними сложнее, но валюта тоже достаточно устойчивая, сгодится резервом на черный день. Сделал жест, призывая спутников ко вниманию. Ганза обступила командира, а Родригес наоборот, чуть отодвинулась и как бы невзначай положила руку на скрытую рукоять любимого револьвера «Echeverria».
Было уже за полночь, но воздух гудел от заполошного шума и светился десятками, сотнями газовых и электрических огней. Пронзительно шипели паровозные свистки, лязгал металл, десятки автомобилей, рыча двигателями, ежеминутно покидали ворота складов и транспортных терминалов. Все торопились насытить спящий город необходимыми товарами, чтобы тот смог пережить еще один день. Сотни, тысячи приезжих даже ночью ступали на землю, благословленную удачей и деньгами, чтобы испытать свою удачу и вытянуть счастливый билет новой жизни. Соперничать с этой людской рекой мог только обратный поток, который стремился из Бейрута, проклиная злую фортуну или унося ноги от больших неприятностей. Голоса на двунадесяти языках сплелись в такой шум, которого не слыхали со времен строительства вавилонской башни.
Самое лучшее место, чтобы неполный десяток бывших контрабандистов скрылся от чужого внимания.
– Значит так...
Хольг немного помолчал, прислушиваясь к внутреннему голосу. Чувство тревоги все еще не отпускало, сливаясь с лихорадочным ожиданием новых перемен. Коктейль из чувства опасности и бодрого предвкушения горячил кровь, заставлял чувствовать себя живым и бодрым. Забыть о больной ноге, плохо заживших пальцах и прогрессирующем отслоении сетчатки на левом глазу. Завтра не существует, есть только «сейчас» и восхитительное чувство близкой опасности, с которой разошлись на кончиках пальцев. Но расслабляться нельзя. Самоуверенность - скорейший путь к могиле.
Хольг огляделся, повернул голову характерным движением карманников и вообще людей, которые малость не в ладах с общественной моралью - ссутулившись, шея вперед, как рептилия, взирающая на мир снизу вверх. Перехватил взгляд Родригес. Блондинка с револьвером в кармане коротко, почти незаметно улыбнулась, вспоминая, что у нее с командиром отдельное «купе», пусть размером чуть побольше комода в приличном доме. Фюрер был довольно справедлив, но не видел причин, почему бы не воспользоваться привилегированным положением в разумных пределах.
– Значит так, - повторил командир ганзы.
– Еще раз, чтобы все было ясно.
Он говорил быстро, но четко, тщательно выговаривая слова по-французски, чтобы поняли даже негры. Все это уже обговаривалось ранее, однако Хольг предпочитал кристальную ясность и понятность в любое время.
– Здесь нам делать нечего, только лишь кабала у «муравьев». За океаном тоже. Остается Китай и вообще Азия. Там все время неспокойно, нет государств, картели делят и переделивают все подряд.
«Особые навыки» Хольг выделил голосом, и ганза закивала, ответив командиру кривыми ухмылками понимания.
– И там нет расписных ублюдков, - продолжил фюрер.
– Придется начинать сначала, но теперь мы при деньгах. И наверняка найдется кто-то, кто про нас слышал.
– А если нет?
– китайский радист задал вопрос, мучивший его с самого начала всего предприятия.
– Расскажем. И покажем, - коротко ответил за командира Максвелл и быстро глянул на Хольга. Тот кивнул, подтверждая, что все понято верно.
– Идти сработанной ганзой лучше, - сказал Хольг.
– Но если кто-то хочет отойти, его право. Расчет сделаем прямо сейчас, по долям и больше друг друга не знаем. И еще, важное...
Фюрер поднял левую руку, словно оратор на трибуне или проповедник перед толкованием особо важного текста.
– Если вопрос с дележкой встанет потом, я его не приму. И решу, что это попытка обобрать всю компанию. Кроме того, потом денег не будет, я их сгружу в хавалу до самого конца.
– Э-э-э...
– протянул Хохол.
– Брат, а у нас же вроде контры с ослиными менялами?
– По деньгам - нет, - усмехнулся Хольг.
– Они нас больше не прикрывают, но по вкладам мы обычные клиенты. С Белцем оговорено. Кроме того, он мне дал рекомендацию для восточных менял. Там нет сальваторцев, нет и проблем с ними.
– Годно, - потер ладони пулеметчик, заметно повеселев.
– Это лучше, чем в карманах наличность таскать. И про рекомендацию весть хорошая.
– Ну, так?..
– вопросил фюрер.
– Кто со мной, кто стороной? Минута.
Он демонстративно поддернул лохматившийся нитками рукав поношенной куртки. Свет ближайшего фонаря забликовал на дешевом оксирановом стекле часов, которые Хольг надел на руку, обернув цепочкой запястье.
Минутная стрелка добросовестно обежала полный круг, а часовая отметила, что в запасе у ганзы чуть больше двадцати минут. Желающих получить расчет не оказалось, что было вполне предсказуемо.
– Тогда вперед, - резюмировал Хольг. Родригес чуть ослабила хватку на револьвере. Она опасалась эксцессов, возможных, когда командир объявит, что скоро наличных не будет до самого Китая. Но обошлось. Хотя спать в поезде все равно придется с пистолетом наготове и вбив под дверь клинышки - старый, но безотказный фокус. Впрочем, если дверь открывается наружу, придется подвязывать веревкой...
– Босс, - иногда Максвелл вспоминал, что он вообще-то британец и вворачивал в речь жаргонизмы.
– Смотри, что за черти? Те двое.
– Точно, к нам идут, - с ноткой боязливости вставил Чжу Чжиминь.
– Странные какие-то. Это что, сутана? Висит, как тряпка на кресте.
– Священники… - негромко удивилась Родригес.
– Откуда здесь святые отцы на ночь глядя?
– Не иначе проповедовать будут и деньги клянчить, - сварливо решил Максвелл, в котором неожиданно проснулся правоверный англиканец.
– Сейчас я их шугану, святош поганых.