Символ Веры
Шрифт:
– Еще захотел?
– грозно вопросил рыжий, снова сжимая кулаки.
– Только, пожалуйста, не говори никому, - попросил Гильермо, и Кирнан поперхнулся от неожиданности.
– Э-э-э... чего?
– глупо пробормотал он.
– Пожалуйста, не говори никому, - повторил монах, старательно выговаривая слова, чтобы его поняли.
– Эти мысли ... церковь бы их не одобрила. Так вот, иногда мне кажется...
Боскэ помолчал.
– Кажется, что Богу наши молитвы не нужны. Ведь Он всеведущ и всезнающ. Что может сказать или даже подумать человек, чего не знает Отец наш? Все наши
Гильермо хлюпнул кровью, снова отер губы, проглотил теплую солоноватую жидкость, отдающую медным привкусом.
– Молитва нужна самому человеку. Ведь мы...
Боскэ посмотрел вокруг. Близился рассвет, и Кирнан уже не казался черным пятном в густой тени. Поезд все так же стучал колесами по рельсам, и ветер бросал мимо клубы черного дыма. Казалось, что больше ничего и никого не осталось в мире, лишь два человека из совершенно разных миров на площадке старого вагона «ТрансАльпика».
– Ведь мы на самом деле так одиноки, - сказал Боскэ.
– Чудеса не случаются на каждом шагу. Рай не сияет в небесах. Ад не источает жар под ногами. Человек слишком часто чувствует себя одиноким, не нужным. А молитва напоминает, что это не так. Мы молимся не для того, чтобы Он услышал нас. Мы молимся, чтобы не забыть - мы не одиноки в мире. И Господь всегда с нами, даже если мы слепы и не видим этого.
Гильермо посмотрел на Максвелла.
– Может и тебе настала пора помолиться?
– спросил монах, готовый к новому удару. Но удара не последовало. Вместо этого судорога прошла по лицу англичанина, отразилась в неожиданном всхлипе.
– Я ... забыл слова, - вымолвил Кирнан, и Боскэ вспомнил со стыдом и раскаянием, что тот наверняка лютеранин.
– Возьми меня за руку, - негромко сказал Гильермо.
Пальцы Кирнана были короткими и сильными. И чуть влажными - на костяшках правой еще не высохла кровь самого Боскэ.
– Богу не нужны твои слова по строгому канону, - сказал Гильермо, хотя все внутри него вопияло, требуя прекратить.
– Он не настолько мелочен. Просто всмотрись вглубь себя. Подумай, что бы ты хотел сказать Ему. И скажи.
– Я хочу проклясть его, - проскрежетал Максвелл, глотая стон душевной боли.
– Проклясть за все мои страдания.
Англичанин стиснул кулаки так, что слабые пальцы монаха захрустели. Но Гильермо лишь сжал их в свою очередь, со всей доступной силой.
– Ничего, - сказал Боскэ.
– Дети всегда проклинают родителей. Но те всегда их прощают. А Господь наш - самый любящий из всех отцов. И Он тоже простит тебя.
* * *
Рокот авиамотора разбудил Римана. Ицхак с трудом оторвал голову от мятой, насквозь пропотевшей подушки.
– Какого дьявола...
– пробурчал наемник, стараясь понять, на каком он свете, еще этом или уже том. Больно уж скверным выдался ночной «отдых», переполненным жуткими видениями и натуралистичными ужасами.
В дверь тихо постучали.
– Да!
– отозвался Риман.
– Господин Беркли собирается покинуть станцию, - проблеял порученец.
Риман скривился и подумал, отчего все так пугаются Фрэнка, даже вышколенный личный состав «Африки». Интересно, а он сам производит такое же впечатление на бойцов «Азии»?.. Надо бы проверить. И вообще не дело, когда подчиненные одного совладельца боятся второго. Этак до проблем субординации и подчинения недалеко.
– Идиот, он ее уже покидает, - буркнул Риман. Обычно Ицхак был куда вежливее, не считая полезным размениваться на ругань. Но слишком уж противным выдалось пробуждение.
– Срочное донесение от пинкертонов, - продолжил доклад порученец-секретарь.
– Нашли?
– Ицхак резко сел на узкой походной кушетке с панцирной сеткой, натянутой как струны на гитаре.
– Да. Поезд, в направлении северо-востока от Бейрута. Подробный доклад?
Риман подумал секунд пять, еще раз прислушался к рокоту удаляющейся авиетки. Сделал зарубку на память, что этот вопрос надо будет решить с компаньоном очень четко и однозначно. В последнее время Беркли начал позволять себе много вольностей и слишком откровенно тянул одеяло партнерства в одну сторону.
Но это после. Когда Фрэнк снимет головы «контракта», в чем Риман при всей антипатии к Беркли не сомневался. «Скорпиону» не хватало дипломатии и тактической гибкости, но когда дело касалось грубой силы, вопрос можно было считать решенным.
Хотя споткнулся же Беркли на Капитане Торресе... Впрочем, не он первый.
Да и черт с ними всеми. Черт с ними до утра.
– Позже, - сказал Риман, откидываясь на подушку.
– Утром.
Торрес это Торрес, опытный боец, который за годы подобрал себе соответствующий командный состав высокооплачиваемых специалистов. А банда Хольга - сброд, которому долго везло, а теперь везти перестало.
Да упокоит господь ваши души, мимолетом подумал Риман, прежде чем провалиться в предрассветное забытье. Потому что кости достанутся окрестным псам. «Скорпион» никогда не хоронил свои жертвы и врагов, считая это бесполезной тратой сил и времени.
Глава 19
– Мы так не договаривались...
Франц был растерян, и это заметил даже Гильермо. Кардинальский секретарь оказался в мире, где не действовали привычные правила торга и переговоров, где вооруженный человек просто говорил «будет так!», и этого хватало. Как сейчас оказалось достаточно будничного уведомления Хольга, что условия договора изменились.
– Мы так не договаривались, - повторил Франц уже чуть спокойнее, поправляя очки. Его гладкий череп блестел от пота, на гладкой коже не наблюдалось ни единой щетинки, что безусловно говорило о ее природном, а не бритвенном происхождении.
– Ну и что?
– пожал плечами фюрер.
– Все течет, все меняется.
Гильермо оценил неожиданную философскую сентенцию из уст грязного наемника. Грязного в прямом смысле, как и все остальные члены банды, включая и монахов. Возможности попользоваться благами цивилизации не представилось, так что намерение Хольга отмыть Боскэ осталось благим пожеланием.