Символы распада

Абдуллаев Чингиз Акифович

У него в душе начинали нарастать злость и обида — прежде всего на самого себя. Как он мог даже предположить, что Сириец доверит свои собственные сокровища иностранцам, отправив с ними Сухарева? Как ему могла прийти в голову эта странная мысль о сокровищах? Почему он сломал свою, в общем-то, уже устоявшуюся жизнь? И что ему делать с этим непонятным устройством, которое наверняка представляет какую-то ценность, но которое абсолютно никому не нужно в этом маленьком финском городке. Он продолжал выть, пока не услышал громкий стук в стену, это возмущались постояльцы из соседнего номера.

Оставаться в комнате с этим дурацким устройством он больше не хотел. Поэтому он ударил ногой по прибору, который

так переломил его жизнь, и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Свежий воздух немного отрезвил его. Он чувствовал себя почти пьяным от безысходности, в которую сам загнал себя своей дурацкой выходкой. Он ходил по улицам города, засунув руки в карманы брюк и проклиная все на свете. Прохожие в испуге шарахались от него. У него были всклокоченные волосы, безумный взгляд; он что-то все время шептал. Он ругал прежде всего самого себя. Только себя. И чем больше он ходил, тем больше понимал, что прибор нужно возвращать. И это единственный шанс спастись. Правда, очень небольшой шанс. Сириец все равно не простит никогда Сухареву его воровство, но, может, он хотя бы перестанет его преследовать.

Чем больше он об этом думал, тем больше осознавал, что должен позвонить Сирийцу. Но звонить не хотелось. Он боялся. Он понимал, что все равно подобные вещи не прощаются. Вор не имеет права красть у другого вора. Тем более не имеет права красть доверенную ему вещь обычный урка у такого авторитета, как Сириец. Даже если Сухарев вернет этот проклятый прибор, то и тогда он не гарантирует собственной безопасности. Для сохранения своего престижа Сириец просто обязан найти и прирезать своего бывшего работника, хотя бы в назидание другим. Это был строгий и неумолимый закон, и о нем Сухарев знал. Позвонив Сирийцу, он подписывал себе смертный приговор с очень небольшим шансом на помилование. Вернее, шанса на помилование не было. Оставался лишь шанс на выживание, если он сумеет сбежать раньше, чем его найдут боевики Сирийца.

«Что делать?» — с тоской думал Сухарев. Он сказал Наде, чтобы она бросила квартиру, вещи, все имущество и убегала в Киев. В доме, наверно, уже успели похозяйничать боевики Сирийца. Из-за своего дурацкого порыва Сухарев потерял практически все. Теперь ему снова придется начинать с нуля. На секунду потеряв равновесие от злости, он едва не упал и взревел так страшно, что шедший следом за ним прохожий испуганно перебежал на другую сторону улицы.

Оставалось звонить Сирийцу. Но прежде чем это сделать, нужно было уехать из этого городка, спрятаться, убежать. И только потом, позвонив Сирийцу, выдать ему этот проклятый груз. Сухарев повернул к мотелю. Нужно будет забрать оттуда вещи, подумал он. И записать точный адрес мотеля. Все равно уже все потеряно. Может, Сириец поймет кураж своего бывшего сокамерника. Может быть… Хотя все равно страшно. Сухарев помотал головой, словно отгоняя наваждение. Будь оно все проклято, с отчаянием подумал он.

Москва. 8 августа

Вечером восьмого августа в Москву позвонил генерал Земсков. Он докладывал четко, почти по-военному, но было слышно, как он волновался, иногда глотая окончания слов. В течение трех дней работы его комиссия установила, что два ядерных заряда из хранилища похищены. Комиссия считает, что заряды похитили еще в июне, точнее — девятого июня, накануне гибели молодых ученых. Комиссия считает, что погибшие были в сговоре с водителем Мукашевичем, который бесследно исчез, очевидно, как-то причастный к их гибели. Выводы были неутешительными. Зарядов найти не смогли, хищение произошло почти два месяца назад.

Директор ФСБ серый от гнева выслушал доклад. С трудом сдерживаясь, он не перебивал своего заместителя. И только когда тот кончил, спросил у Земскова:

— Ваши предложения?

— Мы считаем, что

это не только проблема Центра, — доложил генерал. — По свидетельству академика Архипова, в мае этого года трагически погиб один из сотрудников его института, занимавшийся проблемой обеспечения безопасности зарядов при их транспортировке. Я проверил — все совпадает. Очевидно, мы можем объединить эти убийства и хищение в одно дело. Хищение готовилось в Москве, — закончил генерал, — мы в этом убеждены. Предлагаем выделить все происшедшее в Чогунаше и в Москве в единое дело и назначить новую комиссию для розыска исчезнувших зарядов.

— Как могло получиться, что целых два месяца ничего не было обнаружено? — спросил директор.

Это волновало его более всего.

— Невероятное стечение обстоятельств, — пояснил Земсков, — плановая проверка проводилась как раз перед самым хищением. Компьютерная сеть наблюдения была отключена, а похитители оказались сотрудниками Центра. У них был доступ в хранилище. Система охраны задействована таким образом, чтобы не пропустить в хранилище никого постороннего. Но никто не предполагал, что похитителями окажутся сами сотрудники Центра. Плюс замена нашего офицера Степанова. Он ушел в отставку, а пока ему подбирали замену, прошло некоторое время. По правилам самого Центра они не обязаны каждый раз вскрывать контейнеры. Никому и в голову не могло прийти, что при такой радиоактивности можно похитить ЯЗОРДы.

Директор молчал.

— Я все понимаю, — вдруг сказал Земсков, — и готов нести ответственность.

Директор по-прежнему молчал. Он размышлял, как ему докладывать о случившемся Президенту. Если тот будет не в настроении, можно ждать немедленной отставки.

— Я готов написать заявление, — с трудом выдавил Земсков.

— При чем тут вы? — в сердцах сказал директор. — Продолжайте заниматься расследованием. Нужно принимать все меры к обнаружению исчезнувших зарядов. Мы соберем коллегию и постараемся выработать рекомендации, а вы ищите пропавшего Мукашевича. Не мог же он раствориться в воздухе.

Он положил трубку и приказал немедленно собрать коллегию, чтобы начать поиски по всей стране. Земсков испытывал некоторый шок. Он ожидал, что его снимут с работы прямо в ходе телефонного разговора. После того как замеры фона радиоактивности в лаборатории подтвердили, что заряды хранились некоторое время там, а исчезнувший водитель так и не был найден, генерал уже не рассчитывал ни на что хорошее. Но директора, похоже, больше волновала собственная голова.

Ровно через полчаса почти все руководство ФСБ, за исключением генерала Земскова, находившегося в командировке, собралось в кабинете директора ФСБ. Важность ситуации подчеркивалась и выбором места для проведения подобного совещания. Обычно заседания коллегии проходили в специальном зале, на этот раз все собрались в кабинете директора, уже понимая, что произошло нечто невероятное.

Директор, оглядев подчиненных, мрачно рассказал о случившемся в Чогунаше. Здесь присутствовали только руководители крупных управлений и отделов, его собственные заместители. Но, верный своим привычкам, он и здесь не стал распространяться по поводу похищенных зарядов, отметив, что два контейнера оказались пустыми и что заряды можно использовать где угодно, в любой точке земного шара.

Сидевшие в кабинете были настоящими профессионалами, и каждый в силу своих обязанностей начал докладывать о мерах по предотвращению распространения подобного оружия. Сложность была и в том, что никто не знал, где в данный момент находятся похищенные ЯЗОРДы. То ли в самой стране, то ли уже вывезены за ее пределы, что было нетрудно сделать за прошедшие два месяца. Один из заместителей директора попытался развить эту тему, утверждая, что ЯЗОРДы все еще находятся в пределах России.