Синдикат «Громовержец»
Шрифт:
— Охладись, охладись! — снова засмеялся Пакля. — Чтобы жир не расплавился.
— Ты чего делаешь?! — заблажил Пельмень, поняв наконец, что Пакля имеет непосредственное отношение к происходящему.
— А чо? Доставили с удобством, а он недоволен…
— Ты!.. — он сделал шаг вперед, но, бросив взгляд на бойцов, притормозил.
— Ладно, не сикай, — с добродушной снисходительностью проговорил Пакля. — Иди сюда, они тебя не обидят.
Пельмень неуверенно приблизился, готовый в любой момент удрать. При этом он
— Страшно? — понимающе усмехнулся Пакля.
— Ну… неприятно, — пробормотал Пельмень. — Неожиданно просто.
— Нормально, нормально… — покровительственно проговорил Пакля. — Видал, какие у нас теперь друзья?
— Друзья? А я чего-то не понял…
— А тебе и не надо, жирный. Главное, я понял. Они все делают, что я им говорю, ясно? Захочу — обратно тебя унесут, хочешь? А захочу — порвут пополам.
Пельмень едва не расплакался, он сейчас все принимал всерьез.
— Ты что?! — зашептал он. — Ты что говоришь? Они ж тебя самого за такие слова порвут. Тише!
— Чего тише? — развязно сказал Пакля. — Я у них главный, понял?
Однако Пельмень не понимал, как недоделанный Пакля может быть у кого-то главным. Тот вскочил, сжимая шлем под мышкой, и встал между бойцами, как хрупкое божество среди суровых апостолов.
— Эти два болвана будут и прыгать, и плавать, и летать, если я скажу. Вот! — и он с размаху отвесил одному хорошего пинка. Боец даже не сморгнул.
— Понял? — торжествующе расхохотался Пакля. — Они — мои ребята.
— Я бы тебя за такое убил, — сокрушенно вздохнул Пельмень. — Они что, совсем дебилы, да?
— Вообще-то, да, — согласился Пакля и отошел в сторонку, разглядывая «своих ребят» со стороны. — Но по-моему, они какие-то зомби. Сам погляди: стоят, гла-зья лупят… Скажешь идти — идут, нет — стоят.
— Или роботы? — предположил Пельмень. — Видишь, какие похожие?
— Нет, они живые. От них какой-то тухлотой волокет, чуешь? Немножко, но есть. Я вот думаю: может, они и мыться сами не умеют? Может, это тоже им приказать надо?
— Если живые — тогда близнецы. Очень уж одинаковые.
Приятели немного помолчали, продолжая разглядывать бойцов-близнецов. Пельмень, как обычно, пребывал во власти тревожных предчувствий. Больше всего ему хотелось сейчас вернуться к «селедкам» и все забыть.
— Таких дел можем наворочать, — мечтательно проговорил Пакля. — Чего хочешь, то и будет. Чего ты хочешь, Пельмень?
— Не знаю. Ничего не хочу. Все у меня есть.
— Ни хрена у тебя нет! А хочешь машину? Вот прямо сейчас, прикажу — и пригонят. А бабу хочешь? Верку-Отличницу, а? Они приведут.
— Так прямо и приведут? — недоверчиво буркнул Пельмень.
— А что? Но я сейчас хотел опробовать, как эти ребята стреляют, — поделился Пакля. — Давай, может, отойдем в лесочек. Автоматики-то — вот они.
— Ты что? — Пельмень просто переменился в лице. — А если они по нам и опробуют? Слушай, Пакля, откуда они вообще взялись? Может, они нас специально заманивают? Ты хоть спрашивал, кто они? Могут они хоть говорить?
— Говорят они плоховато. Почти ничего не говорят. Мы вот через эту штуку с ними общаемся, — он похлопал по шлему. — Я какую-нибудь мысль напрягу, а они слышат. Даже не надо рот открывать. А откуда они, я так и не понял. Какой-то боевой отряд… Ну, пошли до лесочка. Постреляем…
Пельменя пришлось толкать, поскольку сам он идти боялся. Через несколько шагов он вдруг воскликнул:
— Стой! Там змея!
— Где? — изумился Пакля, выглянув вперед. И тут же его морщинистое лицо еще больше сморщилось от смеха.
— Змея! — выдав ил он, корчась и хватаясь за живот. — Ну ты дал! Иди, понюхай эту змею.
В самом деле, на этот раз Пельмень крупно промахнулся. Впереди лежала, свернувшись кольцами, кучка фекалий. Кто-то навалил ее прямо на тропинке.
— Змея! — продолжал Давиться Пакля. — Кучи говна испугался! Ну ты клоун…
Вдруг он перестал заливаться и придал лицу плутоватое выражение.
— Ты вроде не верил, что они меня слушаются и уважают? А вот смотри… — подозвав одного из близнецов, Пакля указал на кучку. — Жри говно! — приказал он. — И чтоб с улыбкой!
Улыбаться боец не стал, но в остальном послушался. К неизмеримому ужасу Пельменя, он наклонился, влез в кучу пальцами и сунул их себе в рот.
— Вот! — Пакля мелко рассмеялся.
— Меня сейчас вырвет, — безжизненно выдавил Пельмень.
— Ничего не вырвет. Привыкай. А захочу — они и тебя заставят котяхи жрать. Понял? Ну пошли, пошли… Шучу я.
На спортплощадке за общежитием училища механизаторов редко бывало многолюдно. Тем более летом, когда занятия по физкультуре проводить не с кем.
Турники, лестницы, брусья дошли до такого печального состояния, что напоминали скорее следы вымершей цивилизации, нежели символы спорта и здорового образа жизни. Обычно к этим ржавым кособоким конструкциям привязывали пасущихся коров местные жители. И лишь изредка здесь раздавалось человеческое разноголосье.
Сегодня, вопреки традициям, на площадке было оживленно. Несколько школьников, разжившись где-то тремя бутылками портвейна, устроили себе пикник. Не привыкшие к алкоголю, они очень быстро возбудились, завелись и теперь громко кричали, прыгали, затевали какие-то споры. Их звонкие голоса отчетливо доносились до Кирилла, сидевшего в полном одиночестве на другом конце площадки.
Он устроился на трухлявой скамейке под яблонями где его никто не мог видеть. Сегодня он вышел, как всегда, из дома, чтобы поболтаться по городу, и вдруг понял, что уже не может просто и беззаботно ходить туда-сюда.