Синдикат «Громовержец»
Шрифт:
— Много он сожрал? — поинтересовался Тагир у дамочки.
— Вот! — мстительно проговорила она и подала заготовленный заранее счет.
— Так… — Тагир еще больше помрачнел. — Если дэньги нет — зачэм приходить, зачэм пить, кушать?
— Ребята… — пискнул Пельмень.
— Гдэ рэбята? Нэ вижу рэбята, — огорченно развел руками Тагир.
Один из джигитов что-то посоветовал на своем языке. Пельмень разобрал только слово «рубль», да еще парочку совсем уж непечатных слов. Тагир ответил. Явственно прозвучало слово «ублюдок».
— Ладно, —
Пельмень представил, как ползает по полу этого гнусного кабака, собирая тряпкой плевки посетителей. Его затрясло. Он подумал, что избавление от кошмара совсем рядом. Вот дверь, там лестница, там машина с близнецами, там Пакля и Поршень, которые почему-то задерживаются. Всего-то пара шагов…
— Пускай покорячится, пускай… — злорадно проговорила официантка. — А то жрать они все здоровы…
Если б она этого не сказала. Пельмень так бы и стоял, трясясь и покоряясь судьбе. Но услышанное его взбесило. Там, на улице, — воздух, друзья, свобода, а здесь — эта стервозная дамочка, эти хамоватые кавказцы, и грязь, и унижение…
Словно какая-то тайная пружина освободилась в теле Пельменя. Он рванулся и прыгнул к двери. Но Тагир, привычный к подобным поворотам, выставил ладошку и засветил ею Пельменю прямо по физиономии.
Тот свалился. Не столько от силы удара, сколько от испуга. Просто не решился стоять, боясь снова получить по зубам. Он упал, и кто-то из кучерявой братии лениво наподдал его ногой, уже лежащего. Всем было ясно, что взять денег с этого потного дрожащего субъекта не удастся — так хотя бы попинать, поразвлечься…
Азербайджанцы за столиком от радости едва не подпрыгивали на своих стульях. Они никак не ожидали, что, заплатив за вино и мясо, получат еще и такой замечательный спектакль, совершенно бесплатный. Все было очень интересно, весело, динамично, но тут вдруг кто-то пинком открыл дверь.
— Так, я не понял…
На пороге стоял Поршень. Он оглядел всех собравшихся внимательным пронизывающим взглядом и вошел.
— Я не понял. Кто-то хочет обидеть моего друга?
— Еще один, — злобно прошипела официантка. Тагир, услышав, что появился просто очередной оболтус из той же никчемной компании, сразу осмелел. Он сложил мускулистые волосатые руки на груди и с кривой усмешкой покачал головой.
— Вай, какой мальчик злой пришоль! Что, тоже тарэлька мыть будэм?
— Кто его ударил? — негромко и внушительно проговорил Поршень, не обращая внимания на смешки.
— А никто. Сам упаль. Пьяный быль, кушаль много, пузо тяжелый — и упаль.
— Значит, это ты, чурка тупорылая? — Поршень остановился перед Тагиром, сверля его глазами.
Все примолкли. Это уже не был рядовой скандальчик, запахло кровью. Тагир просто не мог перед лицом земляков спустить такое.
— Что ты сказаль? — выдавилхозяин, и его глаза начали стекленеть.
— Что
— Отдыхать? А дэньги люди принес отдыхать?
— Не воняй, деньги у меня.
— Так плати. А потом поговорим.
— За что платить? За это? — Он указал на Пельменя, который под шумок поднялся и бочком-бочком отошел к двери.
Кавказцы из свиты хозяина тихо загудели. Поршень против них смотрелся довольно бледно, но его наглость всех сбивала с толку.
— В общем, ты мне теперь должен, — заявил он с непроницаемым лицом. — Вот за него.
Пельмень, о котором шла речь, испуганно запыхтел. Он был весь в пыли, на спине отпечатался чей-то ботинок с узким носом.
Джигиты загудели громче. Многие держали руки в карманах, тиская складные ножи. Но Поршень, душа которого уходила в пятки, пока держался молодцом. Он выдохнул дым в лицо Тагира и сплюнул на пол.
Тагир, ошалев от нахальства приезжего незнакомца, вдруг потерял самообладание. Он сгреб Поршня за шиворот, задышал тяжело и выпучил глаза. Он не знал, как уничтожить этого молокососа: порвать пополам, свернуть шею или затоптать. Но, естественно, ничего такого сделать не успел.
Близнецы влетели стремительно и ошеломляюще. Тагир оторвался от пола и, совершив полное сальто, приземлился на столик — прямо к оторопевшим азербайджанцам.
Друзья хозяина загалдели было, защелкали ножичками, замахали ногами, но тоже разлетелись в стороны, как мелкий бисер. Досталось и приезжим азербайджанцам, ибо близнецы работали по принципу «свой—чужой» и нейтралитета не признавали. Даже официантка хныкала в углу, держась за отбитую ляжку.
Буквально в течение минуты в ресторане наступил полный разгром. Тагир стоял на коленях и судорожно хрипел — один из бойцов туго держал его за шиворот. Поршень уже сидел на стуле, заложив ногу на ногу, курил и поплевывал на пол.
— Эй, черножопый, — позвал он. — Деньги-то платить за обед или уже не надо?
Тагир что-то просипел, по-рыбьи забившись в железном захвате близнеца.
— Да, я тоже думаю, что не надо, — вздохнул Поршень. — Да и кормил ты нас тут какой-то парашей. Признавайся, сам собак для котлет ловишь?
Все молчали и старались не шевелиться. Один боец держал хозяина, второй размеренно прогуливался туда-сюда, следя, чтоб никто снова не полез в драку. Никто и не лез. У всех теперь хватало ума не высовываться.
— Ну что, чурка, ты нас запомнил? Меня, его и его, — Поршень по очереди показал на Пельменя и Паклю, который незаметно вошел и теперь стоял у двери. — Будем к тебе заезжать иногда в гости. Дружить семьями, понял? Чтоб держал для нас столик. И мясо чтоб свежее было, а не эта тухлятина. А услышу про деньги — сделаю из тебя девочку, понял?
Тагир снова задергался и захрипел. По безмолвному приказу боец затянул ему воротник, перекрывая воздух.
— Не слышу! Понял?
— Понял, — выдавил Тагир.