Синдром синей бороды
Шрифт:
Тяжело давалась наука. Привычный к хитрости и корысти он мог понять мотивы любого дельца, мышление любого бизнесмена, но понять суть и смысл бескорыстия, добра во имя добра, а не за плату или спасибо, ему было сложно. И спроси его сейчас: зачем вообще пытается соответствовать — он бы не ответил.
— Мне очень приятно, что у Лики есть хороший друг — вы. Мне приятно, что вы беспокоитесь за неё, заботитесь о ней, и хочу вам отплатить за то честной монетой, откровенно признаться — я не знаю, зачем мне Лика, более того, я не могу сказать зачем я нужен ей, но… мне было бы проще потерять себя, чем её, — с трудом от непривычки говорить вслух то, что на уме, сказал Вадим. И Света оценила, задумалась. Взгляд женщины стал чуть теплее, чуть снисходительней, а тон мягче:
— Сколько вам лет?
— Сорок три.
— Ого! Двадцать лет разница.
— Я её не чувствую.
— Да? Ну, вам и не дашь сорока трех лет, максимум тридцать восемь. Хорошо сохранились.
— Спасибо за сомнительный комплимент, — рассмеялся мужчина и прислушался: как там Лика? Встал, сходил в комнату и убедился: девушка спит — дыхание ровное. И температуры нет — его губы, коснувшиеся её лба, ощутили лишь прохладу кожи.
`Очень хорошо', - посмотрел на наручные часы: `минут через пятнадцать прибудет врач'.
Света, глядя на мужчину и подругу, очень хотела бы, чтоб их история имела хороший финал. Но понимала, что жизнь — не сказка, Лика — не Золушка, а Вадим — не принц, при всем сходстве сказочных персонажей с настоящими людьми.
Ей нравился мужчина, но она знала этот тип человека: жесткий, способный на поступок, далеко не сентиментальный и не мягкий, каким он хотел казаться. Лика же доверчива до глупости, и не способна отделять зерна от плевел. Этот шикарный самец просто погребет её под своим `я', задавит, задушит, и будет манипулировать на свое усмотрение. И Лика даже не воспротивится тому, потому что — не заметит, как станет его тенью.
Света качнула головой и вернулась на кухню: Дай Бог, хоть раз ошибиться в прогнозах.
Она взяла пирожное и вздрогнула — в дверь позвонили.
Светлана была изумлена: мало врач все-таки приехал, и оказался улыбчивым, веселым мужчиной лет тридцати, так еще привез с собой кучу лекарств и проявил прямо таки невиданную заботу к пациентке. Пока сопровождающая его женщина с милым лицом набирала лекарство в шприц и делала инъекцию, врач держал Лику за руку то ли успокаивая, то ли следя за пульсом. Его тихий мягкий баритон не рвал тишину, а гармонично вписывался в неё и словно уговаривал боль отступить. Лика, потирая висок, с удивлением и восхищением взирала на незнакомца, вопросительно смотрела на Вадима, который поощрительно кивал, подтверждая слова доктора:
— … боль проходит, она отступает. Вы чувствуете, как она уходит, покидает вас…
Конечно, это был гипноз, немного видоизмененный, но в принципе самый обычный. Света, при всем своем скептическом отношении к подобным вещам не могла не отметить его положительное влияние: лицо Лики порозовело, взгляд прояснился.
— … ты засыпаешь, тебе хорошо, спокойно. Боли больше нет, она ушла…
Лика послушно закрыла глаза.
Света вышла, чтоб не мешать разговору Вадима и врачей.
Вадим закрыл дверь за бригадой и пошел к Свете:
— Через час Лика проснется совершенно здоровой, — сообщил удовлетворено.
— Ага, — кивнула женщина, пряча сомнение во взгляде.
— Не верите? Скоро убедитесь. Давайте-ка что-нибудь приготовим — Лика проснется голодная, надо будет её накормить.
— Сделаем пирог.
— Настоящий, домашний?
— Да. Чего проще и быстрее?
— Давайте. `За' обеими руками. Лет двадцать не ел пирогов. Нет, есть у нас пончиковые, пирожковые, кондитерские — вкусно очень готовят, и все равно — не то, — балагурил Вадим, совершенно довольный, что с Лика здорова и больше не мучается от головной боли.
`Она больше не будет болеть', - заверил сам себя и знал, что так и будет. Потому что не за что на свете он не хотел видеть лицо Лики измученным, её руки поникшими веточками, мертвенную бледность и капельки слез от боли в уголках её прекрасных глаз. И вдруг понял, что будет делать, чтоб больше никогда не чувствовать себя растерянным и встревоженным, бессильным и виноватым.
Да, он эгоист, и из чисто эгоистических целей возьмет девушку себе, свяжет узами Гименея, не ввязывая государственные органы в личные дела. Лика верит в Бога? Вот пусть Бог и станет их свидетелем, благословит и направит.
Этот брак будет без брака.
На этот раз Вадим заключит союз по законам и канонам церкви, и тем самым лишит сомнений Лику, себя — соперника. И будет считать, что женится первый раз. Единственный и последний. Ведь узы церковного союза не расторжимы. Кому, как не Лике это знать?
И Егор не сможет воспрепятствовать, противодействовать.
`Я заберу у тебя Лику и мы будем квиты, брат. А твои деньги станут козырем. Посмотрим, продашь ли ты свою любовь за пятьсот тысяч?
— Ты чего это прогуливаешь? — спросила Катерина, скидывая плащ. — Ой, Маш, вы, что мамонта в шкаф запихивали? А он не входил, да? — кивнула на сломанную дверцу прихожей.
Маша хмуро смотрела на подругу, которая как обычно пришла некстати, и молчала, борясь с желанием отправить её в обратный путь.
— А что у вас тихо, как в склепе? — озадачилась блондинка. — Поссорились? Маш, ты, что такая кислая — кактус что ли, съела?
Девушка развернулась и пошла к себе в комнату: не до шуток, прибауток.
— Что надо? — села на диван.
— Здрас-сте! Сегодня суббота, дядька твой развлечения обещал, — протянула Катерина.
— Опоздала. Шоу утром было. А сейчас штиль — все спят, нервы восстанавливают.
— А что случилось? — осела в кресло, соображая, что клубы и казино отменяются. С таким видом, как у Маши в церковь, заупокойную служить, самое то.
Грекова долго молчала, глядя на Катерину испытывающим взглядом, и не выдержала, рассказала все, что произошло, спеша излить тревогу и обиду.
— Я не понимаю отца, не понимаю мать. Она не верит, не допускает мысли об измене? Но это глупо! Как глупо держать Лику у нас! Зачем она нужна, зачем? Она только вносит разлад в нашу жизнь! — возмущенно выдала в заключение.