Sindroma unicuma. Finalizi

Хол Блэки

– Да, это большое упущение, - вжала я парня в стену.
– Сейчас исправим.
– Обежала языком по его губам и пососала нижнюю.

– Эва, - простонал Мэл, обнимая.
– Нужно идти.

– Ну, хорошо, - согласилась с угрозой.
– Я пошла. Чао.

И полетела из общежития - беспечно и ветренно.

– Подожди!
–

крикнул Мэл.

Держи карман шире.

Я припустила по дорожке к институту и улыбалась яркому солнцу, искристому снегу и встречным, рассылая воздушные поцелуи. И мне улыбались, а парни останавливались и смотрели вслед.

– Телефончик дашь?
– спросил долговязый четверокурсник с элементарного факультета.

– Дам, - согласилась кокетливо.
– Записывай.

Запахи забивали нос, звуки оглушали уши. Я слышала, как на крыльце девчонки обсуждали модные маникюры, а у ворот парни делились впечатлениями от сданного экзамена.

– Эва, притормози, - подхватили меня под локоть. Это Мэл догнал у поворота.
– Хочешь, чтобы я вызвал на димикату* половину института?

– Не злись, милый, - проворковала, сложив губы бантиком, и Мэл забыл, о чем говорил. Какие лопушки, эти мужчины!

Мы зашли в институтский холл, и парень не отпускал меня, придерживая за талию и прижимая к себе. Когда он сдал шубку в раздевалку, его глаза сощурились, и на лице появилось нехорошее выражение, говорившее, что сейчас кому-то устроят а-та-та за вольности в одежде.

А меня несло неудержимо. В крови нарастали градусы, и снова лихорадило. Я вела себя вызывающе, дерзко, притягивая внимание студентов, попадавшихся на пути.

– Какие люди и без охраны!
– раздался знакомый голос за спиной. От статуи святого к нам приближался Макес.

– При-евет, - протянула я, развернувшись к товарищу Мэла, и закрыла мечтательно глаза.
– М-м-м... Амбра, бергамот, корица... У вас есть вкус... Максим...
– имя прозвучало с чувственной хрипотцой.

Макес замолчал, подавившись воздухом, в то время как Мэл мрачнел с каждой секундой.

– Стараюсь для милых дам, - ответил с ухмылкой пестроволосый, быстро сориентировавшись. Парень включился в игру, и его оценивающий взгляд гладил меня по шерстке.

– Милые дамы под впечатлением, - ответила я, флиртуя.
– Чем еще удивите... Максим?

– Нам пора, - потащил меня от стойки Мэл.
– Потом договорим, - бросил товарищу через плечо, удаляясь.

– Милый, не кипятись, - засеменила, поспевая за раздраженным парнем. Мы зашли в коридор, и вдруг я, не сдержавшись, прижала Мэла к стене. Он приглушенно охнул - то ли от неожиданности, то ли от боли, и его руки оказались распятыми.

– Эва...
– выдохнул, когда я потерлась, терзая его губы.
– Эва...

Тело ныло. Разве можно испытывать боль, желая? Что со мной? Вдруг это одержимость?

Я отскочила от Мэла. Меня колотила мелкая дрожь.

Это не болезнь. Со мной всё в порядке. Всё нормально.

– Догоняй!
– крикнула и побежала вверх по лестнице.

Мэл перехватил меня у поворота, притянув к себе, и мы вполне прилично дошли в обнимку до экзаменационной аудитории, где заняли подоконник и очередь в хвосте сдающих.

Экзамен подходил к концу, поэтому ряды студентов заметно оскудели. Но и тех бедняг однокурсников, что не успели пообщаться с преподавателем, невидимая сила оторвала от мандража и конспектов, заставив безотрывно пялиться на нас с Мэлом, точнее, на меня.

Смотрите, мне не жалко. Еще ногу на ногу положу и стану накручивать локон на пальчик, поглядывая на парней с вызовом. И мне снова жарко и душно, зато пьяняще весело, в отличие Мэла, который напряжен.

– Пойдем, - потянул он.
– Наша очередь. Прошу, будь умной девочкой и не шали. Удачи тебе.

Да мне удача - по ветру, то есть по фигу. Что характерно, я не готовилась к экзамену и ни разу не открыла конспекты лекций, но не испытывала сейчас ни капли страха и волнения, словно заявилась под пресветлые очи преподавателя, чтобы развлечься.

Ромашевический морщился, выказывая презрение отвратительно слабым ответам, отвратительно бездарным студентам и отвратительно солнечному дню, потерянному впустую.

– Выбирайте билеты, - предложил кисло.

И опять Мэл ткнул в бок, чтобы я показала вопросы, и занял стол позади и выше по ряду.

Сидеть спокойно не получалось. Одежда жала, кожа зудела. Меня бросало то в жар, то в холод, и билетик пригодился в качестве веера для яростного обмахивания.