Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
– Я провожу.
– Не стоит любезности.
– Я провожу!
– повысил он голос, окинув меня взглядом - сумрачным, непонятным. Таким же, как в то утро, когда Мэл появился после двухдневного отсутствия в институте. Словно он изучал меня, открывая новые грани, и выискивал прочие неприятные сюрпризы, которые таились во мне.
Мы вышли из туалета и спустились
Стойку у раздевалки оккупировали несколько парней, и среди них мелькнула пестроволосая голова Макеса. Увидев меня с Мэлом, кто-то многозначительно присвистнул, однако отражение Мэла в одном из зеркал ответило мрачным видом и раздраженным взмахом руки, мол, всё пошло совсем не так, как планировалось. Лицо Макеса вытянулось.
И до общежития дошли - рядом и молча.
Знакомые стены встретили привычной обшарпанностью и блеклой лампочкой в закутке. Мне бы почувствовать радость от возвращения в родные пенаты, но не получалось, пока рядом был Мэл. Накатило опустошение, смешанное с отчаянием.
Я постучала в дверь соседок, а Мэл, прислонившись к стене, наблюдал за мной.
Открыла мне Лизбэт. Вот уж с кем я не ожидала встретиться.
– Привет, - поздоровалась, растерявшись, и вместо ответного "здрасте" получила пакет со своими вещами.
– А где Аффа?
– В институте, - ответила соседка коротко.
– Просила передать, как вернешься.
– Спасибо.
Благодарность ударилась в закрывшуюся дверь.
Порывшись в пакете, я достала ключ. То ли руки тряслись, то ли запамятовала, как нужно открывать, но у меня не получалось провернуть замок.
– Дай, открою.
– Я сама.
– Дай ключ, - потребовал Мэл, и я подчинилась.
Последние мгновения, когда он рядом. Мэл понял свою ошибку и признал свою поспешность. Он поедет к Снегурочке, извинится и в качестве примирения преподнесет сто алых роз. Почему сто и именно алых? Не знаю, просто так пришло в голову.
Я кусала губы, потому что глаза подозрительно часто моргали, а картинка вдруг начала расползаться.
– Не в ту сторону поворачивала, - сказал Мэл, возвращая ключ и открывая дверь.
Подхватив пакет и выдернув ключ, как если бы Мэл был прокаженным, я заскочила в швабровку и прислонилась лбом к захлопнувшейся двери.
Пакет выпал из ослабевших рук, как и ключ, покатившийся по полу и затормозивший у тумбочки.
Мэл стоял с противоположной стороны - удаляющихся шагов я не слышала. Когда он уйдет, чтобы восстанавливать порушенное будущее?
Как же болит сердце - то колет пронзительно, то ноет тупой болью...
В этот момент в голове оформился окончательный диагноз. Сколько бы я не воспитывала в себе силу воли и хладнокровную уверенность, а видеть Мэла - счастливого, успешного, уладившего проблемы, случившиеся из-за меня, - не смогу. Не смогу принять, что он поедет к Снегурочке и, встав на одно колено, попросит ее руки.
Уеду, убегу, спрячусь - от себя. Нужно вылечиться. Ведь я неизлечимо больна, и источник недуга - Мэл. До чего скоротечная болезнь - длится меньше месяца, а уже последняя стадия.
Мэл не уходил, я чувствовала. Наверное, он тоже понял, что пошел отсчет последних минут, когда между нами всего лишь шаг, разделенный тонкой преградой.
В дверь постучали, и я вздрогнула.
Приложила ухо - с той стороны тишина.
Раздался повторный стук - громче и требовательней.
Открою, чтобы увидеть в последний раз. Чтобы запечатлеть его лицо в памяти.
Кому я вру? Оно навечно там.
Мэл, похоже, не ожидал, что дверь отворится, и приготовился стучать повторно.
– Я тут подумал...
– взъерошил волосы знакомым до боли жестом и шагнул в швабровку, оттесняя меня.
– Ты не сможешь расстегнуть замок... на платье...
– сглотнул и замер.
Полосатая шубка полетела на тумбочку, за ней отправились перчатки и сумочка, и я развернулась к Мэлу спиной.
Бегунок медленно, миллиметр за миллиметром, разводил звенья молнии в стороны. Платье упало к ногам, бабочки вспорхнули, а я осталась в сапожках, белье и чулках.
Мэл обошел справа.
– Какая ты...
– оглядел меня с восхищением и, недоговорив, замолчал.
Он скинул куртку, содрал галстук, сорвал с себя пиджак, в котором красовался на приеме, и отшвырнул рубашку куда-то в сторону.