Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным
Шрифт:
Вздыхаю и смотрю на Акиру. Та сидит неподалеку, облаченная в легкое кимоно, сложив ноги в позе лотоса. Как она умудряется так вывернуть ступни к себе — уму непостижимо. Вот я, например — умом понимаю, что фактически состою из крови, не просто крови, а неведомого вещества, которое я так называю, что фактически любая часть меня может быть вывернута под любым углом, но не могу сесть в идеальный лотос. В голове вспыхивает какая-то нечетная, неясная мысль. Вспоминается лицо Морфеуса в момент урока кунг-фу, как он там сказал? «Я даже воздухом здесь не дышу». Именно! Я — не то, что я привык про себя думать, я не Синдзи-кун, не Сумераги-тайчо, не аватара Кали и даже не пожилой попаданец из другого мира. Но что же я такое? Закрываю
Все это — нереально. Нет ни сердца, ни легких, ни костей, есть лишь мысленный конструкт Алого Стража, подпитываемый моей волей. Я — это идея, концепция, не более того.
Я вдыхаю в последний раз. Выдыхаю воздух и прислушиваюсь к себе новому. Тудум, тудум, тудум… и тишина. Все правильно, думаю я, у меня нет сердца. У меня нет легких, чтобы насыщать кровь кислородом, нет ничего, кроме моей крови. Я и есть кровь.
Где-то далеко-далеко вскрикивает обеспокоенная Акира, но я уже не слышу ее. Я открываю глаза и вижу, что я дома. Бескрайняя степь расстилается во все стороны от меня и палящее солнце в зените, где-то стрекочут цикады и на холмах, собирается темное воинство.
— Ты проснулась, могущественная! — раздается голос откуда-то сзади, и я оборачиваюсь. За мной стоит группка людей в странных одеяниях, на вид — типичные яйцеголовые, ученые-теоретики. Целый научный коллектив, я бы сказал. Белые одеяния, не то тоги, не то халаты, приборы в руках, заинтересованные взгляды.
— Здравствуйте — говорю я в ответ. Надо быть вежливым, меня так родители учили. И потом, никогда не знаешь, вдруг придется их всех убить — а так, по крайней мере один раз ты уже был с ними вежливым. Наверное я окончательно стал японцем — даже убить не могу без вежливой просьбы «прошу вас, умрите пожалуйста!». Формализм.
— Слава и здравия тебе, о Дурга Победительница! — отвечает мне на приветствие тот же самый старичок с козлиной бородкой, держащий в руке что-то вроде планшета, на который он периодически бросал быстрые взгляды: — Код девять-семь-один, сигма! Режим боевой аватары!
— Эээ… простите, что? — переспрашиваю я и старичок замирает в ужасе. За ним открывают рты и прочие члены научного коллектива местной Академии Наук. Их взгляды обращены на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и успеваю увидеть огромный огненный шар, несущийся прямо на нас. Мгновенно из моих рук вырастают кровавые шипы и, устремившись вверх — формируют над нами двухслойный щит, покрытый сегментами-шестиугольниками. Это мой усовершенствованный кровавый щит — на случай, если какое-то оружие все же будет в состоянии его пробить — благодаря сегментарному устройству он не исчезнет целиком и сможет держать осколки и взрывную волну. Плюс двойной слой — на всякий случай. Надо бы и третьим озаботиться — такая мелькает в голове мысль, когда огненный шар разбивается об мою защиту и грохот взрыва вминает барабанные перепонки. Ученые позади меня кричат и валятся на землю, я оборачиваюсь и вижу, что серьезных повреждений никто не получил, но возможна контузия и …
В этот момент меня атакуют. К своему стыду, я понимаю, что меня атакуют только в тот момент, когда атакующий вынимает свое окровавленное лезвие из моей груди.
— Вот и все. — говорит он и резко выбрасывает руку с клинком в сторону, отряхивая лезвие от крови: — пойте славу младшему из Десяти Мечников, Асуру, который поверг к своим ногам все ваши надежды, жалкие последователи Шивы! Кто из вас тот старый комок шерсти, что бросил вызов Князю Тишины, самому Махише?!
— Это я … — раздается голос откуда-то
— Я умоляю — говорит он и прижимает руки к груди: — я вас прошу, Савелий Иннокентьевич, пожалуйста, останемся цивилизованными людьми. Я готов сдаться и предоставить все исследования и активы в ваше распоряжение, только отпустите моих людей…
— Раньше надо было думать, уважаемый Шива Петрович — отвечает атаковавший меня мечник: — вы же понимаете, что у нас протокол. Если я вас всех сейчас не арестую, мне влетит. Может даже премии лишат или там вообще уволят. Я — асур подневольный, что мне говорят, то я и делаю. Просто исполняю приказы.
— Между прочим такой вот подход уже не считается оправданием — говорю я и эти двое поворачивают голову ко мне и удивленно округляют глаза.
— С Нюренбергского процесса установлено, что исполнение преступных приказов есть преступление и не является смягчающим обстоятельством — уточняю я, заживляя рану на груди: — так что это ваше «я только приказы исполняю» — это не оправдание.
— Как?! — говорит атаковавший меня мечник и поднимает свой клинок снова. Я успеваю заметить, что он черен как ночь и невероятно острый. Кажется, что сам воздух кровоточит, касаясь его лезвия. В самом деле, думаю я, что за бред, еще немного и я начну думать виршами, даже не стихами, а именно виршами и одами — как там — Хитрость задумав, тогда им сказал Одиссей многомудрый… надо завязывать с метафорами в своей голове, так и до шизофрении недалеко, а окружение у меня так и подталкивает плохим белым стихом начать говорить.
В это мгновение мечник исчез. И появился вновь, но уже опутанный моими кровавыми нитями, протянутыми между нами. Тут-то мне и пригодился бы белый стих, что-нибудь вроде «Помыслом злым и желаньем убийцы, был вдохновлен ты и смерть мою в сердце лелея, поднял свой меч и вперед устремился что ветер, чтобы ударом клинка поразить мою печень. Но многоопытный муж, Синдзи который зовется — нити свои протянул, чтоб в ловушку, ноги твои вдруг попали и тело оплетши, словно стальные оковы, замысел твой на дурное был остановлен». Однако в отличие от многоопытного мужа Одиссея, который мог позволить себе травить байки, уже находясь дома — я был только в начале своего путешествия. Потому, не мудрствуя лукаво я попросту остановил сердце мечника, найдя его своим кровавым клинком. Он мечник, значит и смерть от клинка для него привычна. Должна быть.
— Это невероятно… — говорит старичок с козлиной бородкой: — это невероятно! У нас появилась надежда! Ты все-таки функционируешь! Ну-ка… протокол исправления ошибок… Код девять-семь-один, сигма! Режим боевой аватары! — и он выжидающе смотрит на меня.
— Старик — говорю я, уже утомленный всем происходящим бредом: — не знаю, чего ты там хочешь, но это у тебя не работает. Скажи, ты не видел здесь… — я достаю из кармана фотографии Майко и Читосе: — вот этих двоих?
— Нет. — отвечает он, даже не взглянув на фото: — но это сейчас неважно.
— Как интересно… — сужаю глаза я: — а что же, по-твоему, сейчас важно?
— Ну например армия асуров, стоящая вон на тех холмах и желающая убить нас всех? — предполагает он: — Клянусь мирозданием я отвечу на все твои вопросы и помогу во всем, что ты захочешь, только помоги нам!
— Что? — я отрываю взгляд от него и оглядываюсь. Во все стороны — степь. Палящее солнце над головами. Стрекочут цикады в своем ликовании. Под ногами — тело мечника с нелепо раскинутыми в стороны руками и темным лезвием, истончающимся под лучами солнца. Вдали, на холмах — темная масса. Армия? Прикладываю ладонь к глазам, чтобы не слепило солнце и вдруг совершенно отчетливо, так, словно поднес к глазам мощный бинокль — вижу. Вижу каждого воина в армии, вижу вздувшиеся вены на лбу их предводителя и распяленный в крике рот.