Синее пламя любви
Шрифт:
– Мама, ты приглашаешь дядю Андрея? – умоляюще взглянул на Марину сын.
Марина почувствовала, что теряет самообладание. Собрав в кулак остатки воли, она глухо произнесла:
– Да, малыш. Но только в другой раз. Ты же слышал, дядя Андрей уже опаздывает.
Она с трудом попала ключом в замочную скважину. Сын как-то притих, он с тревогой следил за ее манипуляциями. Наконец, дверь была открыта…
Только они вошли в квартиру, как раздался телефонный звонок.
– Мариночка, рада вас слышать, – зазвучал голос Аллы. – Как отдохнули?
– Спасибо, очень хорошо, – ответила Марина, а про себя
– Мариночка, вы уже вышли на работу? – как ни в чем не бывало продолжала Алла.
– Да, вчера.
– А Андрей Юрьевич – он не у вас? – Алла выстреливала вопросы с быстротой пулеметной очереди.
– Почему он должен быть у меня, Алла Антоновна? – Марину чуть не затрясло от такой наглости Снежной королевы.
– Ах, извините, – сразу сменила тон и заворковала Алла. – Просто я не могу дозвониться ему на работу.
– Полагаю, что он, как и добрая половина работников Агентства, участвует в международной конференции в «Президент-отеле». Но точно не могу сказать – ведь я только что из отпуска… – сухо произнесла Марина. Она с силой сжимала в руках телефон.
– Да, да, конечно, я понимаю, извините еще раз, – и Алла прервала связь.
«Ну, змея, ну, артистка», – Марина покачала головой и пошла готовить ужин. Но руки у нее слегка дрожали, и она даже чуть не порезалась, кромсая сыр на аккуратные ломтики. Ей пришлось специально остановиться и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.
Накормив и уложив Костика, она вернулась на кухню и задумалась, глядя в окно. Сколько она так просидела, размышляя о своей судьбе, об Андрее Юрьевиче, она не знала. И поэтому сразу и не поняла, что гудит домофон. Марина взглянула на часы. Одиннадцать. Кто бы это мог быть? Но сердце уже бешено заколотилось в груди, зная ответ.
Она на негнущихся ногах прошла к домофону, надавила на кнопку. И, даже не выслушав ответа снизу, пошла отпирать дверь…
– Костик спит? – спросил Андрей Юрьевич, войдя в квартиру.
– Конечно, ведь уже очень поздно, – с каким-то вызовом произнесла Марина.
– Извините, Марина, я на минутку… Тут такое дело… – Андрей Юрьевич виновато взглянул на нее, но в его глазах застыла такая боль, что Марина, ничего не спрашивая, молча усадила его на диван. А гость продолжал:
– На конференции я встретил приятеля, с которым когда-то начинал работать в Мумбабве. Знаете, там, в столице Мумбабве Ньядундевиле, расположено одно из отделений ООН… оно не столь знаменито, как Европейское отделение в Женеве или штаб-квартира ООН в Нью-Йорке, или Отделение в Вене. Оно создано там для координации действий ООН и Организации африканского единства. И… – Он махнул рукой, – Впрочем, к чему эти дебри международной дипломатии? Я же заговорил о своем приятеле. – Андросов нервно усмехнулся, – Он – очень приятный малый, да и жена у него – отличная женщина. Мы там подружились, а потом пути-дорожки как-то разошлись. Меня послали работать в одну страну, его – совсем в другую, в Москве мы как-то не пересекались… И вот, встретились через столько лет! Он рассказал мне, что его жена недавно умерла. Рак! Какой-то страшный его вид. Все произошло слишком быстро. А перед смертью просила прощения и у него, и у меня. – Андросов помимо воли нахмурился. – Он сначала решил, что она бредила от боли, а потом все понял.
– Что понял? – с тревогой спросила Марина. Ее сердце сжалось.
– Его жена знала, как мы с Аллой страстно хотели иметь ребенка. – Он скривился, – Впрочем, об этом все знали. И поэтому она в свое время очень удивилась, когда Алла, рыдая, прибежала к ней и, сказав, что беременна, заявила, что хочет избавиться от ребенка!
В комнате наступила звенящая тишина.
– Но почему она так сказала? – выдохнула Алла.
– Почему? – Андросов горько усмехнулся. – А вот это уже совершенная фантасмагория. Потому, мол, что у мужа, якобы, в роду все шизофреники, и поэтому ребенок обязательно родится психически больным. Вот что она сказала. Дословно. А потом и на колени перед этой женщиной вставала, и в обморок падала. – Он махнул рукой, – В общем, убедила. И та женщина связала Аллу со своей подругой-гинекологом и ей в Москве сделали аборт. Хотя это было, мягко говоря, не совсем законно…
– А вы – вы ничего не знали? – волнуясь, спросила Марина.
– Естественно! – Андросов прижал руку к груди, словно стараясь унять бешеный бег сердца. – Сейчас я все вспомнил. Тогда Алла принесла телеграмму, что умерла ее близкая подруга – и срочно вылетела на похороны. Разумеется, я не стал ее задерживать. Мне бы и в голову не пришло. Ведь я же не знал о ее беременности, о том, что она вообще ждет ребенка! – Он провел рукой по лицу. – Она вернулась бледная, похудевшая, нервная, меня к себе не подпускала. Подруг у нее было мало, поговорить особенно не с кем, вот я и решил, что она так тяжело переживает утрату, поскольку не может выговориться… такая вот ерунда приходила мне в голову. А она нашего ребенка убила! – горько заключил Андросов. В эту минуту он выглядел ужасно, его черты заострились, казалось, он постарел лет на двадцать.
– Я могу задать некорректный вопрос? – после долгого молчания спросила Марина.
– Задавайте, – устало произнес гость.
– Насчет шизофреников в вашем роду… – Марина чувствовала себя очень неловко.
– К счастью, ни одного нет, – твердо сказал мужчина. – Все – психически здоровые. И это абсолютно достоверно известно. Какая ложь, как она могла! Видимо, у нее самой с психикой… какие-то нарушения. – Он опять провел рукой по лицу, точно стирая с него какую-то невидимую грязь. – Какой эгоцентризм, какая самовлюбленность! Не просто не желала рожать, чтоб не испортить свою божественную фигуру!
В комнате повисла тишина.
– Вам надо выпить, – вдруг решительно произнесла Марина. – У меня есть отличный коньяк «Мартель»…
– Пожалуй, – неуверенно произнес гость. Он сидел бледный, а его зеленые глаза казались потухшими.
Коньяк вернул жизнь его щекам, которые слегка порозовели. Он встал. Потом они молча сели на диван. И пока тянулось это бесконечное молчание, Марина словно пережила все, что было сейчас у Андрея на сердце: беспросветное отчаяние, щемящую боль, тоску об утраченном счастье, обиду и отвращение к жене.
Но собственное сердце молодой женщины в то же самое время переполнялось и своими чувствами: состраданием, ревностью и горячей симпатией к этому зеленоглазому красавцу.
– Я пойду, так будет лучше. Извините, Марина, за взрыв откровенности. Я обычно сдержан, – наконец, произнес Андросов. – Но мне надо было выговориться. Да, это было безумие. Но я не мог поступить иначе.
– Я понимаю, – тихо сказала женщина.
Марина открыла металлическую дверь. Но Андросов не уходил, и они молча стояли, глядя друг на друга. Внезапно Андрей Юрьевич наклонился и очень осторожно коснулся губами ее щеки.