Синельников (сборник рассказов)
Шрифт:
–Ты бы, дядя, потрясся от холода одну ночь там, за воротами, так быстро бы пропала охота орать.
В ответ он шагнул ко мне с такими глазами, что я решил: все, кранты. Будь здоров, Володя, страдал ты от своей глупости на этом свете, она же тебя и на том погубила.
Но где-то в полушаге от меня Михаил внезапно остановился и затрясся пуще прежнего, сжав кулаки и закрыв глаза; лицо он запрокинул, и я машинально отметил, что шея у него толще головы; архангел что-то быстро-быстро шептал, и можно было разобрать слова: «Гордыня, гордыня, гордыня, гордыня…», и потом так же торопливо: «Грех, грех, грех, грех…»
Немного
– Воооооон!
Ну, тут, ясное дело, шелест, дуновение, и белоперые ухари потащили меня на выход. Уж не знаю, специально или нет, но на обратном пути они шибали мной обо все встречные углы и косяки, и большинство дверей открыли моей головой, от чего из Райских Врат я вылетел в состоянии глубокой контузии и думал, что хуже не бывает. Сильно, однако, ошибался.
Русский человек многое может выдержать, но на следующее утро я еле переполз через Небесный порог, на четвереньках добрался до столба в двух шагах от входа, где с утра приятно так припекает, и там остался сидеть. Пропала у меня охота куда-то ходить и добиваться справедливости. Все во мне ныло, как один больной зуб, поллица занимал исполинский синяк, а вместо двух глаз было полтора.
И вдруг подлетает ко мне маленький такой ангелок с крылышками, как у цыпленка, и цыплячьим же голосом объявляет, что регистратор Иннокентий сей же час требует меня к себе. Доигрался, подумал я, потом разлепил губы и с трудом ответил:
– Я бы рад, старик, да вот беда – идти не могу.
Но это его не смутило.
– Не беспокойтесь, – говорит, – мы вас вмиг доставим.
Подлетели еще два таких же, и действительно, через пять секунд я уже сидел на стуле напротив моего старого знакомого четырнадцатой категории. Как всегда, Иннокентий сиял, будто начищенный пятак.
– Ну-с, драгоценнейший мой Владимир Викторович, сегодня у меня есть чем вас порадовать. Постановление, правда, еще не пришло, но Синклит счел возможным учесть некоторые ваши обстоятельства… У вас, как я посмотрю, нашлись заступники – и даже лукаво погрозил мне пальцем – ну, дескать, вы у нас и проказник!
Перво-наперво, у меня появилось жилье. Впритык к наружной Райской Стене, рядом, кстати, с конторой самого Иннокентия, находится не то склад, не то пакгауз; и нем есть полуподвал, и в этом полуподвале мне отвели комнатку, небольшую, метров десять, зато с отдельным входом. Там было крошечное оконце, выходящее все на ту же стену (в него можно было видеть босые ноги и сандалии проходящего народа), а также стоял топчан, застеленный овчиной. На Земле я бы царским хоромам так не обрадовался, как этой каменной норе – но этим дело не кончилось.
Меня определили на работу – в штат обслуживания одного довольно продвинутого по здешним меркам типа. В раю неукоснительно соблюдается табель о рангах, и иерархия очень строгая – такие-то привилегии у пророков классов низших и высших, то-то и то-то положено угодникам таких-то категорий, отдельные права у блаженных, и только попробуй перепутать! Мой клиент как раз и числился блаженным, с очень хорошими, как говорили, перспективами – лет через пятьсот мог запросто перейти в разряд угодников. Имен у него была целая гроздь – он и Алехандро, и Гонсалес, и Рамон, и еще не знаю кто,
Фокус в том, что молельные настроения нашего дона Педро были каким-то таинственным образом связаны с погодой и атмосферными явлениями вообще. На закате его обуревали сомнения, и он молил о вразумлении, ночью одолевали соблазны, и он бил поклоны, на заре он буйно славил веру и всячески ликовал, днем, слава Богу, в основном спал. В этот же список входили всевозможные ненастья, грозы, ливни, затмения, туманы и так далее.
Так вот, устроение всех этих явлений природы было возложено на одного ангела и трех человек, в том числе и меня – в роли техника-осветителя-громовещателя-поливальщика. Вторым техником был Пип – совсем еще мальчишка, слабоумный дурачок, он все время знай себе посмеивался и потирал руки, а главным режиссером – толстобрюхий усач Вернер из Дюссельдорфа. Порядок был такой: сначала ангел-хранитель выяснял у дона Педро, какое у него в данный час настроение, потом отдавал приказ Вернеру, и мы принимались ворочать светилами и гонять облака. Оборудование, надо сказать, очень громоздкое и тяжелое, первое время я откровенно выбивался из сил, да и потом выматывался на всю катушку. Но и тут Бог моей погибели не допустил, потому что на этой работе нам полагался нектар – пол-литра в сутки на всех троих. Гениально прав оказался пророк Митрич – вещь это и впрямь необыкновенная. Через два дня у меня прошел кашель, через четыре – зажили все ушибы, и я стал молодцом хоть куда.
К хорошему привыкаешь быстро. Без нектара, думаю, мы не протянули бы и дня – дон Педро, пробиваясь к вожделенному угодничеству, колотился на своих бдениях все исступленнее и исступленнее – даже и с нектарной подпиткой мы во время редких перерывов валились с ног. Скоро стало ясно, что при такой нагрузке и постоянном недосыпе норма в пол-литра – это катастрофически мало. Что обидно, самому Педро вся эта кутерьма ровно ничего не стоила – у него-то нектара было хоть залейся. Ангел-хранитель ходил за ним с целым жбаном – протянул руку, опрокинул стакан, и опять бейся в экстазе и завывай, сколько хочешь.
И вот однажды, когда мы присели перевести дух у наших труб и кабелей, я сказал:
– Слушай, Вернер, давай попробуем с этим Педро договориться по-людски – пусть нам хоть литр отольет. Ему ущерба никакого, только выгода – мы же вокруг него резвей запрыгаем со всякими ураганами.
Пип захихикал и потер руки, а Вернер посмотрел на меня с некоторой оторопью.
– Володя, позволь тебе напомнить, что нам этого не положено
– А ноги здесь протянуть нам положено? Давай поговорим, что мы теряем?
Вернер на несколько секунд скорбно опустил веки.
– Володя, ты должен понять, что здесь осуществляется воля Божья, из которой происходит закон и порядок. Ты прилетел сюда из России, где хаос и беспорядок, и от этого происходит безобразие. Здесь нет хаоса и беспорядка, поэтому нет безобразия. Если каждый начнет устанавливать собственные законы, это будет иметь очень плохой конец.
Что ж, действительно, что это я лезу со своим уставом в чужой монастырь. Но тут мне пришла в голову еще одна мысль.